статья Невольные мысли

Владимир Абаринов, 03.02.2015
Владимир Абаринов

Владимир Абаринов

При слове "мыслепреступление" каждый тотчас вспоминает Большого Брата и прочие прелести оруэлловской Океании. Но проникнуть в мысли подданных - сокровенная мечта любого правителя с незапамятных времен. На решение именно этой задачи были нацелены деятельность политического сыска, институт доносительства, методы выведывания подноготной и подлинной правды, то есть признаний, полученных под пыткой, когда загоняли гвозди под ногти или избивали кнутом-длинником.

Как узнать не только дела и слова, но и мысли подвластного населения? Ведь мыслепреступление, с точки зрения власти, - самый страшный и самый тяжкий вид преступлений.

Петр I придумал ноу-хау. Он отменил тайну исповеди, вменив священникам в обязанность сообщать властям о "злом умышлении" против царя, о намерении совершить измену, бунт или "воровство", то есть преступление против государства. Доносить надлежало не только о словах, "до высокой Его Императорскаго Величества чести касающихся, и Государству вредительных", но и о том, что исповедующийся "имеет злую на Государя, или на прочее, что выше сего помянуто, мысль и нераскаянное намерение". В качестве примера в указе Синода приводилось дело царевича Алексея, который признался своему духовнику Якову Игнатьеву, что желает смерти отцу, но тот не только не сообщил куда следует, но и ответил, что сам желает того же, отпустил царевичу этот тяжкий грех - "и за такое злодейство оной рострига и казнь достойную восприял".

А дабы никто не мог уклониться от исповеди, она была объявлена обязанностью всех православных подданных - причащаться святых тайн, а значит, и исповедоваться следовало, согласно Духовному регламенту, не реже одного раза в год. Священник же приносил особую присягу, в которой клялся сообщать о злоумышлении. Этот росмысленадзор был отменен лишь в 1917 году после Февральской революции, однако большевики возобновили практику преследования духовенства за отказ раскрыть тайну исповеди.

Современник Петра Джонатан Свифт, преисполнившись горькой иронии, предложил простой и эффективный способ читать тайные мысли подданных. Это изумительное открытие сделал один из ученых государства Бальнибарби:

Он рекомендует государственным мужам исследовать пищу всех подозрительных лиц; разузнать, в какое время они садятся за стол; на каком боку спят, какой рукой подтираются; тщательно рассмотреть их экскременты и на основании цвета, запаха, вкуса, густоты и степени переваренности составить суждение об их мыслях и намерениях: ибо люди никогда не бывают так серьезны, глубокомысленны и сосредоточенны, как в то время, когда они сидят на стульчаке, в чем он убедился на собственном опыте; в самом деле, когда, находясь в таком положении, он пробовал, просто в виде опыта, размышлять, каков наилучший способ убийства короля, то кал его приобретал зеленоватую окраску, и цвет его бывал совсем другой, когда он думал только поднять восстание или поджечь столицу.

Важнейшим орудием политического сыска была перлюстрация. В России вскрытие переписки началось в царствование Елизаветы Петровны и вошло в постоянную практику при Екатерине II. Историк Александр Брикнер оправдывал матушку отсутствием надежных и быстрых коммуникаций:

При тогдашних, мало развитых, средствах сообщения, при отсутствии телеграфических депеш, при весьма скромном только развитии журналистики, перлюстрация могла считаться неизбежным злом, необходимым средством управления, особенно делами внешней политики. Тогда легче, чем в настоящее время, прибегали к таким мерам. Сохранение тайны писем, добросовестность при управлении почтою не в такой степени, как ныне, считались обязанностями правительств.

Как будто в наше время, когда быстрые коммуникации существуют, у правительств пропало любопытство к чужим секретам!

Эта деятельность всегда была незаконной, а потому существование "черных кабинетов" оставалось государственной тайной, о которой все прекрасно знали. Пушкина бесило сознание того, что кто-то посторонний читает его переписку с женой, и он не раз просил ее не писать ему по почте никаких интимностей, не писал их сам и специально перлюстраторам адресовал свое мнение об их занятии:

Я не писал тебе потому, что свинство почты так меня охолодило, что я пера в руки взять был не в силе. Мысль, что кто-нибудь нас с тобой подслушивает, приводит меня в бешенство à la lettre [буквально]. Без политической свободы жить очень можно; без семейственной неприкосновенности (inviolabilité de la famille) невозможно: каторга не в пример лучше.

Пристыдить чиновников "черных кабинетов" не получалось. Отчеты перлюстраторов давали ценный материал Третьему отделению, обязанностью которого было "наблюдение за направлением умов в государстве". Управляющий отделением фон Фок составлял регулярные обзоры "о состоянии умов в отечестве".

В царствование Александра I в системе российского политического сыска появился новый прием, перенятый у французской полиции времен Фуше, - внедрение в сообщество агента-провокатора. Agent provocateur не просто доносил о том, что говорилось в интимном кругу, - он всячески побуждал к откровенности, с каковой целью сам высказывался со смелым вольнодумством. Министр внутренних дел Виктор Кочубей называл министерство полиции "министерством шпионства" и писал в записке на высочайшее имя:

Город закипел шпионами всякого рода: тут были и иностранные, и русские шпионы, состоявшие на жалованье, шпионы добровольные; практиковались постоянные переодевания полицейских офицеров; уверяют, даже сам министр (министр полиции Александр Балашов. - В.А.) прибегал к переодеванию. Эти агенты не ограничивались тем, что собирали известия и доставляли правительству возможность предупреждения преступления, они старались возбуждать преступления и подозрения. Они входили в доверенность к лицам разных слоев общества, выражали неудовольствие на Ваше Величество, порицая правительственные мероприятия, прибегали к выдумкам, чтобы вызвать откровенность со стороны этих лиц или услышать от них жалобы. Всему этому давалось потом направление сообразно видам лиц, руководивших этим делом.

Отсюда уже рукой подать до шайки нигилистов из романа "Бесы", в которой все друг за другом шпионят и все помешаны на шпионстве. Это и есть социальный идеал Петруши Верховенского:

- У него хорошо в тетради, - продолжал Верховенский, - у него шпионство. У него каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом.

Для большевиков "направление умов»" всегда было предметом не пассивного наблюдения, но активного воздействия: надо не наблюдать за направлением умов, а направлять их в нужную сторону.

Советскую власть ни в коей мере не устраивала "внутренняя эмиграция", когда гражданин, оставаясь внешне лояльным, в узком кругу позволяет себе без должного энтузиазма относиться к политике партии и правительства. Карательные органы по примеру Третьего отделения, но в несравнимо бóльших масштабах обзавелись широкой сетью осведомителей, сообщавших в первую очередь о мыслепреступлениях своих коллег, знакомых и даже родственников. Арестованному не предъявляли никакого обвинения - ему предлагали самому подумать и вспомнить, чем он виноват перед партией. Аполитичность стала подозрительна, а значит, преступна. Все отдушины тщательно закупоривались - невозможно было ни заниматься спортом, ни коллекционировать марки "безыдейно". В Океании, как мы помним, каралось даже неправильное выражение лица - лицепреступление. Как не посочувствовать бывшему попечителю учебного округа Хворобьеву из "Золотого теленка", которого советский агитпроп настигал даже в снах!

Тоталитарный сталинский режим добился впечатляющих успехов в деле оболванивания и нравственного растления населения, и все же его власть над мыслями граждан была не абсолютной. Сталину не хватало телевидения и интернета. Только они позволяют зомбировать аудиторию, превращать ее в наркозависимую биомассу. Такую возможность предвидели братья Стругацкие еще в 1969 году:

Максим слушал Гая, его бесхитростные рассказы о строительстве башен противобаллистической защиты на южной границе, как по ночам людоеды подкрадываются к строительным площадкам и похищают воспитуемых-рабочих и сторожевых гвардейцев; как в темноте неслышными призраками нападают беспощадные упыри, полу-люди, полу-медведи, полу-собаки; слушал его восторженную хвалу системе ПБЗ, которая создавалась ценой невероятных лишений в последние годы войны, которая по сути и прекратила военные действия, защитив страну с воздуха, которая и теперь является единственной гарантией безопасности от агрессии с севера... А эти мерзавцы устраивают нападения на отражательные башни, продажная сволочь, убийцы женщин и детей, купленные на грязные деньги Хонти и Пандеи, выродки, мразь хуже всякого Крысолова...
Максим слушал жадно, как страшную, невозможную сказку, тем более страшную и невозможную, что все это было на самом деле...

Башни, излучающие головную боль для "выродков", - ведь это будто вчера написано. Я уже лет десять назад почувствовал себя таким выродком. Достаточно было случайно услышать в гостях или в казенном учреждении вроде российского консульства звуки российского телевидения, как хотелось выйти на свежий воздух, а при более продолжительном прослушивании появлялись и тошнота, и головокружение. Даже без всякой картинки, от одной лишь развязной, наглой, нахрапистой интонации дикторов.

Напрасно выродки, живущие в России, надеются, выбросив телевизор, избавиться от излучения и отсидеться, как в окопе, в интернете. Эта зараза, как всякая инфекция, передается воздушно-капельным путем, через атмосферу и от человека к человеку, она инфицирует головной мозг независимо от воли его обладателя. Попадая в организм выродка, вирус ненависти лишь меняет знак: либерал ненавидит патриота ровно так же, как тот его.

Социальные сети - даже лучший проводник вируса, чем атмосфера. Они позволяют манипулировать сознанием с чрезвычайной эффективностью. И они дают выход накопившейся злобе. Все мы знаем, как это делается. Достаточно одного вброса или, как теперь выражаются, наброса говна на вентилятор - ну, например, "доктор Лиза - Менгеле наших дней", - как в фейсбуке начинается многодневный срач с участием как реальных людей, так и троллей. Да что там доктор Лиза. "На" или "в" Украине? Бессмысленный спор на эту тему ведется до исступления и полного изнеможения. Чем ничтожнее вопрос, тем ожесточеннее спор. В то же время соцсети позволяют пользователю проявлять гражданскую позицию с минимальными энергетическими затратами. Подписал онлайн-петицию, лайкнул или перепостил чье-то воззвание - и можно гордиться собой. По-английски такая имитация гражданской активности называется слактивизмом (от slacker - "оболтус" и "активизм"), по-русски - клик-активизмом.

Сейчас у Большого Брата появился новый инструмент воздействия на широкие массы блогеров. Оказывается, мы сообщаем фейсбуку гораздо больше информации о себе, чем того желаем. Для того чтобы составить ваш портрет, не нужно даже читать ваши записи - достаточно вашей френдленты и ваших лайков. Не требуется для такого анализа и живой человек - эту работу успешно выполняет компьютер. В итоге получается отнюдь не "профиль потребителя", каким пользуются программы контекстной рекламы. Результат точностью описания психологических особенностей индивида превосходит знание о нем его близких друзей, родственников, сексуальных партнеров и супруги/га. Ошибка практически исключена: в исследовании участвовали десятки тысяч человек.

На анонимности и конфиденциальности личных данных можно ставить крест. Маскарад кончился. Авторы исследования видят его практическую ценность в более эффективном маркетинге и рекрутинге, а ученые, дескать, теперь могут больше не тревожить людей своими вопросниками - все ответы и так лежат в открытом доступе. Colta.ru, пересказавшая суть исследования, под конец цитирует вывод, окрашенный "оптимизмом футурологов 60-х":

В будущем люди смогут отказаться от собственных суждений и довериться компьютеру в таких вопросах, как выбор себе занятий, карьеры или даже романтических партнеров.

На самом деле исследователи, конечно же, отдают себе отчет в негативном значении полученных результатов. Однако они надеются, что этот негативный потенциал будет ограничен новыми законами, охраняющими тайну личной жизни. Напоследок они вспоминают мелодраму Спайка Джонса "Она" (Her), герой которой влюбляется в операционную систему своего компьютера, потому что она знает и понимает его лучше любого живого существа. Этот фантастический сюжет, пишут авторы, ныне воплотился в реальность. Не знаю, как кому, а мне от такой реальности не по себе. Я сильно сомневаюсь, что эти новые возможности будут использованы мне на благо. А вот в обратном практически уверен.

Владимир Абаринов, 03.02.2015