Я не безгрешен, и есть вещи, о которых жалею. И, конечно, конформист - я же на государственной службе... Понятно, что совмещать эту службу с твердыми убеждениями довольно сложно... Характер моей деятельности вполне гуманитарный: мы поддерживаем социальные проекты, занимаемся книгоизданием, книжными ярмарками. Не выписываем предписания СМИ, не закрываем их и не занимаемся выработкой информационной политики - в этом плане мне достаточно комфортно. Да и времена другие - никто не вменяет в обязанность фабриковать уголовные дела, подписывать приговоры, давать свидетельские показания о том, что человек является японским шпионом, не толерантен к режиму, не любит Путина или Медведева. Хотя "прелестей", связанных с государственной службой, хватает... Но в целом, наверное, у меня действительно такая сфера работы, которая позволяет хорошо делать свое дело, ничем особенно не поступаясь.

Михаил Сеславинский, глава Роспечати

Они зашагали по ковровой дорожке, устилавшей коридор.
Милый, спокойный свет шел от ламп - маленьких полупрозрачных тюльпанов.
Они прошли мимо полированной двери с небольшой дощечкой "Комендант" и остановились перед такой же нарядной дверью с надписью "Штурмбанфюрер Лисс"...
Кабинет был пуст. Ковер на полу, цветы в вазе, на стене картина: опушка леса, красные черепичные крыши крестьянских домов.
Мостовской подумал, что попал в кабинет директора скотобойни: рядом хрип умирающих животных, дымящиеся внутренности, забрызганные кровью люди, а у директора покой, ковры, и только черные телефонные аппараты на столе говорят о связи скотобойни с этим кабинетом.

Василий Гроссман. "Жизнь и судьба"