Написать настоящую песню чрезвычайно трудно. Нужную идею любой сложности - ибо песня без идеи или темы сразу же попадает во второй сорт - нужно уместить в "три куплета - три припева". Желательно, чтобы текст песни был качественным с литературной точки зрения. Для точности выражения идеи необходимо, чтобы каждое слово означало ровно то, что нужно, со всеми смысловыми нюансами. При этом звучание слова должно гармонировать с его окружением во фразе, органично сочетаться с мелодией и также должно работать на главную идею песни. На идею должны работать и аранжировка песни, и ритм, и темп музыки. Мелодия должна заставить слова заиграть, а не поглощать их. Высшим пилотажем считается, когда слова и музыка песни создаются одновременно, а не одно под другое. Наконец, песню нужно правильно спеть, подобрав тембр голоса и даже акцент, и при этом завоевав внимание аудитории, о которой никогда не стоит забывать.

Но и когда выполнены все перечисленные условия и не нарушены никакие жанровые ограничения, песня все равно может получиться неудачной. Потому что в ней должно быть еще что-то неформализуемое, какая-то искорка, которая проникает в сознание слушателя и застревает там, заставляя нас слушать эту песню снова и снова, аплодировать стоя и кричать: "Браво! Бис! Браво, Брель!"

Бельгиец Жак Брель - поэт, композитор и исполнитель - умел как никто справляться с этим капризным и строгим жанром и делал его своим оружием массового поражения публики.

9 октября 1978 года Жак Брель умер от эмболии легких, вызванной раком. 25 лет спустя франкоговорящий мир с трепетом готовится отметить эту дату. В свет должны выйти очередные полные собрания песен Бреля, в музеях Парижа и Брюсселя пройдут ретроспективные выставки. Франция и Бельгия, фирмы звукозаписи Barclay и Philips до сих пор спорят, чей же Брель. Биографы, литературоведы и фанаты спорят, каков же был на самом деле этот человек, дурачивший своими интервью журналистов, а своими песнями - поклонников. И главное, Бреля покупают и слушают до сих пор. В общем-то, только ради этого уже стоит учить французский язык.

Сам певец говорил, что в жизни человека важны лишь два момента - рождение и смерть, а все, что между ними, не имеет большого значения. Жизненный путь Жака Бреля - это дерзания, поиски, авантюры. По его словам, все мы более или менее комфортно устраиваемся в поезде, который везет нас на кладбище - так почему бы не попробовать заставить его сойти с рельсов? Сам Брель ни разу не колебался, когда представлялась возможность перейти на другие пути.

Жак Ромен Жорж Брель родился в 1929 году в Брюсселе, в семье франкоговорящего бельгийца. Брель-старший заведовал небольшой картонной фабрикой. "Мой отец был золотоискателем, - говорил Жак. - Проблема в том, что он это золото нашел". В детстве Брель прошел закалку католической школы и лагерей скаутов. В 18 лет, явно без перспектив на продолжение образования, он начинает работать на фабрике отца. Одновременно вступает в католическую благотворительную организацию "Франш Корде" и с товарищами ездит по стране, выступая перед больными и сиротами со стихами, спектаклями и проповедями. Во "Франш Корде" он знакомится со своей будущей женой - Терезой Михельсен, или просто Миш. "Мы познакомились, когда мне было 17, и просто дружили, - вспоминает она. - Через два года мы вдруг сказали себе: раз мы так хорошо ладим, почему бы нам не пуститься в большую авантюру?".

В 1950 году они поженились, через полтора года у них родилась дочь Шанталь, в 1953 - дочь Франс. К тому времени в крови Бреля уже сидит вирус песни, он потихоньку сочиняет песенки и поет их для семьи и друзей, записывает пробный альбом в бельгийском филиале Philips. И его замечает известный открыватель звезд продюсер Жан Канетти, сотрудничавший с Philips. Канетти разгадал в Бреле перспективного исполнителя и предложил ему поучиться в Париже. Благополучный отец семейства с обеспеченным будущим на отцовской фабрике срывается с места, бросает все и летит в Париж. Миш утверждает, что он спросил у нее разрешения и она отпустила его, поскольку удерживать Жака было невозможно.

Завоевание песни далось Брелю с трудом. Он выступал в кабаре Канетти Les Trois Baudets, ездил по стране, работал над собой не покладая рук, почти не спал, питался только камамбером. Его первые выступления и записи не увенчались успехом. Музыкальный бомонд смеялся над его провинциальностью, а за пережитки "Франш Корде" - искренность, серьезность и склонность к проповедничеству - Жорж Брассенс прозвал его "Аббат Брель". Но Канетти считал, что сдаваться рано, а сам Брель был из тех, кто не отступает перед трудностями.

В 1955 году он встретил Жоржа Паскье, который вскоре станет его лучшим другом Жожо - помощником, шофером и доверенным лицом. Затем произошла вторая знаменательная встреча: пианист Франсуа Робер расширил творческий кругозор Бреля. Он доходчиво объяснил бельгийцу, что тот не сочинит хорошей песни с гитарой в руках, так как знает всего три аккорда, и пора переключаться на другие инструменты. Робер стал постоянным аккомпаниатором Бреля в студии. Вскоре Брель встретил и своего второго постоянного аккомпаниатора-пианиста - Жерара Жуанне, вместе с которым они напишут немало отличных песен (Madeleine, La Chanson des Vieux Amants, Les Vieux).

В 1957 году Брель записал свой второй LP у Philips с заглавной композицией Quand on n'a que l'amour. К нему наконец-то приходит успех вместе с престижной премией Академии Шарля Кро. В 1957 году у Бреля и Миш, бывавшей в Париже наездами, рождается третья дочь, Изабель. Надо сказать, что у Бреля были весьма своеобразные взгляды на отцовство. Он считал, что его нет как института. Жак сначала учился петь и боролся за свою карьеру, затем колесил по всему миру с концертами, затем был занят на киносъемках и в спектаклях. Однако даже когда у него появилось свободное время, он не считал нужным возвращаться в семью, к детям. Как и многие из нас, под эту свою особенность он подобрал соответствующие принципы.

"Что я им могу дать, - спрашивал он. - О чем я могу их спросить, чему научить, когда я дома? Ну, посюсюкаю с ними, а дальше что? Материнская любовь детям совершенно необходима, это факт, но отец для них совершенно лишний. Вот, скажем, отличный хирург, когда приходит домой, играет на бильярде. И дети видят это, а не то, как он оперирует. Разве это для них достойный пример? Матери - это другое дело, они "играют на бильярде" профессионально и всю жизнь. Настоящий мужчина должен показывать детям, как он работает, как он выполняет свою главную мужскую функцию". Иногда он брал дочерей с собой в круизы на яхте или в турне, но их воспитанием занималась исключительно Миш.

В 1959 году четвертый альбом Бреля, La Valse a Mille Temps, делает его звездой. Завоевав песню, он ставит перед собой новую цель - завоевание публики.

К нему приходит импрессарио Шарль Маруани, которого Брель специально просит не отказываться ни от одного контракта. Брель и сопровождающие его музыканты дают 250-300 концертов в год, работая на износ. Песни сочиняются прямо в турне, Брель обдумывает их в гостиницах и самолетах, мучительно подбирает каждое слово и нотку, затем приносит на репетицию уже готовый продукт. Через некоторое время музыканты понимают, "куда" нужно импровизировать. Репетиции, концерты - и в студии для записи хватает всего лишь пары дублей. Изъездивший с Брелем полмира аккордеонист Жан Корте вспоминает, что Брель "гнал так, что все (его музыканты. - Н.Р.) просто подыхали", несмотря на огромное удовольствие от работы с этим талантливым человеком.

Концертируя, Брель не брезгует даже маленькими захолустными клубами. Это его особая политика завоевателя. Можно набрать в столице полный зал поклонников, которые знают все песни наизусть, но слушать его будут с обожанием, некритически. Такие аплодисменты недорого стоят. Гораздо интереснее выступать перед аудиторией, которая тебя почти не знает, которая тебе не доверяет, и заставить ее понять, что ты - качественный продукт.

Брель никогда не боялся провала, он просто не верил в это. В 1965 году прошел его третий концерт в парижском зале "Олимпия". Перед ним "Олимпию" сводил с ума темпераментный рокер Джонни Холидей - публика танцевала в проходах и ломала кресла. По программе вслед за Джонни должна была выступить Марлен Дитрих, но она не дерзнула выступить после буйного француза и заболела. И никто другой не пожелал, чтобы его сравнивали с Холидеем. Вызов принял Брель. На этом концерте произошел беспрецедентный случай: после исполнения новой песни Amsterdam публика не давала ему петь ничего другого, пока он не спел ее на бис.

Турне по Советскому Союзу 1965 года доконало музыкантов, и вскоре после его окончания Брель объявляет, что уходит со сцены. Контрактов оставалось еще столько, что на их выполнение ушло больше года. Наконец, последние аккорды - "Олимпия", Альберт-холл, Карнеги-холл - и самый распоследний концерт чуть ли не в деревенском клубе. В конце выступления вставшей публике Брель говорит просто: "Спасибо. Это оправдывает 15 лет любви".

Свободный Брель начал поход на кинематограф, время от времени возвращаясь в студию для записи новых альбомов. До 1974 года он снялся в 12 картинах, в том числе в фильме "Мой дядя Бенжамен". Две из этих лент он поставил сам - "Франц" и "Дикий запад", фильмы провалились. Он также увлекся летным делом и выучился на пилота, а затем купил самолет. Им постепенно начинала овладевать страсть к путешествиям. Вместе с Жожо они купили себе яхту.

В 1969 году он ставит в Брюсселе и Париже музыкальный спектакль "Человек из Ламанчи" и играет Дон Кихота. Критики восторженно отзывались о Бреле-актере. Через 150 спектаклей он устал и бросил эту роль. Здоровье его уже было подорвано.

В 1974 году Брель узнает о смерти Жожо. Это было для него тяжелейшим ударом, спровоцировавшим стремительное развитие рака. В ноябре ему делают первую операцию по удалению опухоли на левом легком. Написав завещание в пользу своей верной Миш и девочек, Брель вместе с подругой Мадли перебирается на Маркизские острова, "где о смерти говорят как о фрукте". Климат ему не очень подходит, раз в полгода нужно ездить в Европу на обследование, но "Маркизы" стали последней страстью бельгийца. Он купил там еще один самолетик, назвал его Жожо и был для островитян кем-то вроде таксиста, перевозя их через море. Он понимает, что дни его сочтены, и решает провести остаток жизни в одиночестве.

В 1977 году он возвращается в Париж, чтобы записать последние 17 песен. 12 из них вошли в альбом, еще 5 - недоработанных - остались в архиве. По словам Эдди Барклая, Брель не хотел, чтобы они увидели свет. Но нынешние владельцы Barclay с согласия дочерей Бреля и его вдовы включили их в полный сборник сочинений "Большого Жака". Альбом впервые продавали по ныне признанным правилам маркетинга: с объявлением даты выпуска. Магазины получили миллионы предварительных заказов, а на дверях вешали табличку "Бреля нет", когда альбом еще не вышел. В день премьеры очереди у магазинов выстраивались с ночи, напоминая о днях военного голода.

9 октября 1978 года Бреля не стало. Его похоронили на острове Хива-Оа, неподалеку от могилы Гогена.

Хотя на сцене и в студии Брель без устали экспериментировал, никогда не исполняя песню одинаково два раза подряд, основные темы его творчества не меняются. Это нежность и ненависть к обыденности, тупости, мещанству и к рабству - в самом широком смысле этого слова, от рабства в любви до рабства солдата, проливающего кровь на войне.... Каждая его песня - это удивительно точная зарисовка жизненной ситуации или героя, иногда сатирическая и ядовитая, но, как правило, без юмора. Это и ханжи, которые живут "маленькими шажками", с собачками на поводке. Это и музыканты в Садах Казино, которые, расправив усы, играют для публики, у которой черт-те что на уме. Это и Бельгия, прекрасная "ровная" страна, которую отчетливо видишь, пока слушаешь песню. Это и тяжеловесные фламандки, которые танцуют, потому что им 20 лет и пора замуж и рожать детей. Кстати, бельгийцы смертельно обиделись за Les Flamandes и до сих пор уверены, что после этого Брель написал Le Plat Pays, чтобы его простили. Это и быки, которые тоскуют в воскресенье, когда надо бегать и умирать для нас, чтобы торговцы ощущали себя неронами, а англичанки - карменситами, и которые сравниваются с жертвами Ватерлоо и Вердена - тоже погибшими ради выгоды и удовольствия других.

Одни герои нам неприятны, они и поют неприятным голосом, и мелодия - сплошные диссонансы, как, например танец фламандок - ритмичный, тяжелый, весь построенный на секундах и квартах, но вместе с тем оптимистичный: мол, и замуж выйдут, и детей родят, и коровы у них будут, и хозяйство. Другие вызывают невыразимую нежность, как старики, чей мир мы видим под размеренное тиканье "серебряного маятника, "который говорит "да", который говорит "нет", который их ждет". Чего стоит щемящая фраза, "неважно, какие они, кто из двоих нежен, кто суров, кто лучше, кто хуже, в аду окажется тот, кто останется один"?

Песни сначала видишь глазами, чувствуешь всеми фибрами души. Чувствуешь, что да, вот она правда. И лишь когда отойдешь от первого впечатления, можно попытаться понять, как это создано. Так, оказывается, что текст Les Vieux написан 9-стопным метром и на него прекрасно ложится размеренный темп и стеклянный аккомпанемент, напоминающий тиканье часов и хрупкие безделушки на комоде. Однажды, на одном концерте певец был настолько усталый и больной, что спел песню Les Vieux сидя на стуле. Зал и критики были в восторге: сидя, он еще раз выражает идею того, как сужается и деревенеет мир стариков "от кровати до окна, потом от кровати до кресла, потом от кровати до кровати". Этот штрих можно было закрепить, и образ был бы совершенным. Но Брель уже на следующем концерте пел стоя, пробуя другие жесты.

И нам кажется, что все герои срисованы с натуры, а большинство - с самого Бреля. Тут-то мы, оказывается, и ошибаемся. Брель околдовал наши эмоции, он создал такие достоверные образы и так их сыграл, что мы верим в них, как верят в игру хорошего актера. Скажем, знаменитая Ne Me Quitte Pas. Когда ее слушаешь, хочется рыдать, это отчаяние покинутого любовника передается тебе со всей силой, но позвольте. Давайте подключим логику. Разве сильный человек будет такое чувствовать? Вроде бы песня женская получается. Хотя какая б женщина ее ни пела, это покажется профанацией.

На сцене он был искренен, как и любой хороший актер. Пока он пел, он верил в это. Но, спев 40 раз подряд "не покидай меня", разве стал бы он в жизни ползти на коленях за уходящей от него женщиной? Невозможно представить. Сам он называл этого персонажа "трусливым", "мелким". Пиаф, прослушав песню впервые, заявила, что "мужчина не должен был бы петь это именно так".

В конце концов, Брель сам говорил не раз, что его песни - не про него, что они списаны с натуры, но не всегда с одного человека, что образы часто бывают собирательными. Просто, когда слушаешь, скорее веришь в то, что он поет, чем в его интервью. Впрочем, для того он и искал каждое слово, испытывал каждую музыкальную фразу, чтобы верили.