Странное дело: отчего-то казалось, что этого не может случиться. Политологическая картинка, которая рисовалась в воображении, выглядела примерно так. Новая метла аккуратно, медленно и последовательно зачищает телевидение – важнейшее из всех искусств. Замораживая страну, наследник гонится лишь за тиражами. Ему нужен контроль над многомиллионной аудиторией. А что касается неприбыльных газет, маломощных журналов и прочих сборников лирических восьмистиший, то и бог с ними. Пусть живут.

Таким представлялось время, в котором стоим. Свежий общественный договор в условиях бесконечной войны и управляемой демократии. Для начальства – госканалы с их ежедневными новостями про Путина и милицейско-гэбэшными сериалами. Для народа – мыльные оперы про политику и про семью под руководством членов партии "Единство" Леонтьева и Комиссарова. Для интеллигенции – отдельные передачи на недобитом шестом телеканале и те антипатриотические издания, про которые Ястржембский однажды со справедливым неудовольствием сказал: вся гадость там, где есть слово "новый". 'Новое время', 'Новая газета', 'Новые Известия'.

У этих изданий нет миллионных тиражей. Их читатель, как правило, небогат и хорошо воспитан. Он пережидает эпоху с терпеливой презрительной усмешкой и вежливой ненавистью. Его мало, этого читателя, и от народа он страшно далек. Прощаясь недавно со своим либеральным 'Еженедельным журналом', редактор Сергей Пархоменко печально заметил, что публику уже практически ничто значимое не интересует. Ладно бы беженцы в Ингушетии не волновали: война с перерывами длится уже десять лет, надоело, привыкли, огрубели душой. Но москвичей не колышет даже то, что происходит у них под окнами, – тот же "Норд-Ост", например. Сергей прав: либеральная пресса не продается – в обоих смыслах этого хорошего слова. Свобода непопулярна. Свободе нужны спонсоры. Их все меньше. Им оставлены газеты – на развод и в рекламных целях. Дескать, много у нас всего, а есть и такое. Издержки демократии.

Оттого тихий погром в "Новых Известиях" - событие неожиданное. Все-таки власть до сих пор старалась блюсти приличия – в тех, разумеется, случаях, когда ей это ничего не стоило и ничем не грозило. Там собрать правозащитников в Кремле заодно с филателистами и поговорить по душам: как живете, чего защищаете, не желаете ли посотрудничать? Или даже нового посланца Масхадова позвать на свой канал и поржать над ним вместе с публикой – тут и демонстрация широты, и разрядка для нервов. А вот взять и прихлопнуть столичную газету – это нарушение конвенции. Хуже того - потеря вкуса.

Не слишком интересно, что двигало г-ном Митволем, когда он вчера отстранял от должности Игоря Голембиовского и разъяснял слегка потрясенным журналистам, что очень звал их на собрание акционеров, а они пришли. Что так напугало хозяйствуюшего субъекта в статье "...Плюс путинизация всей страны", из-за которой, говорят, он и взбунтовался. Неважно, решил ли Митволь "кинуть Березу по деньгам" после звонка из администрации президента или, подобно ставшему знаменитым г-ну Лейбману, просто вознамерился на чужой газете подзаработать, для чего, конечно, необходимо было сменить охрану, направление и журналистский коллектив. Хотя, как показывает опыт 'Консерватора' (бывшей "Общей газеты"), совсем уж бездарный продукт даже с идеологически выдержанным содержанием на рынке не канает. Важно и интересно про "доверительное управление". Потому что тянет на символ.

Три с небольшим года назад с этого все и началось. Усталый гарант, смахнув слезу, отдал в доверительное управление (без возврата) целую страну – со своим гимном, какой-никакой свободой слова, каким-никаким парламентом и тяжкой, но мирной жизнью. Позже бывший владелец, выздоровев, сокрушался, разглядывая на даче и не узнавая родное Отечество. Наследник и его люди откуда-то понатащили сталинскую песню о родине, диктатуру закона, вертикаль власти, дубину для олигархов. А ведь так доверял... Впрочем, это уже не новые известия. Это старый сюжет – печальный, завершенный и безнадежный на много лет.