Крайне эмоциональная полемика, вспыхнувшая в КС оппозиции, уже вызвала волну комментариев. Евгений Ихлов оправдывает горячность спорящих принципиальной важностью вопроса. Речь идет о выборе стратегии. В подоплеке столкновения - желание "умеренных" отказаться от того, что уже 6 лет назад было обозначено радикалами как "демонтаж режима", их ставка на многолетнюю изнурительную осаду власти с целью ее постепенной демократизации. Лилия Шевцова также отмечает, что спор в КС дал возможность выплеснуться наружу конфликту, который тлел давно, парализуя оппозиционное поле. Это конфликту "революционеров" и "адаптантов". Первые — сторонники слома самодержавной политической системы, которую они считают нереформоспособной. Вторые призывают к влиянию на самодержавие, к диалогу с ним, к попыткам его очеловечивания через реформу его отдельных блоков. Шевцова обращает внимание на то, что требования умеренных фактически означают возврат к ельцинской системе, которая уже была самодержавной, ставила президента над обществом и прочими ветвями власти. Потому-то путинский авторитаризм вырос из нее вполне органично. (О тяге умеренных либералов к ельцинским временам пишет и Игорь Эйдман.) Лидеры либеральной оппозиции ориентируются на интересы сформировавшейся при Ельцине бизнес-олигархии, с которой многие из них имеют давние связи. Эту "старую" олигархию при Путине изрядно потеснила новая – "государственная", и теперь та хочет взять реванш, получить защиту от экономической экспансии бюрократии.

Однако еще больше она не хочет ухода Путина. Олигархи понимают, насколько вся существующая система завязана на него лично и насколько велика опасность, что крах системы будет означать для них потерю присвоенного с ее помощью. Протестное движение выгодно олигархам как создающее Путину проблемы и тем усиливающее его зависимость от поддержки с их стороны. Это может подготовить условия для формирования сильной праволиберальной партии, защищающей интересы олигархата в Думе. А большего ему и не нужно.

Олигархи движению всерьез не помогают. Ограничиваются туманными намеками. Но этого оказывается достаточно для умеренных либералов, убежденных, что по теории крупный бизнес должен сочувствовать либеральной оппозиции. И они готовы подстраивать свои требования под его запросы. В частности – добиваться снятия протестным движением лозунга отставки Путина.

Еще до выборов в КС я попытался объяснить и умеренным, и радикалам, что они кровно необходимы друг другу. Успех умеренного варианта постепенного отвоевания частичных уступок зависит от того, насколько серьезную революционную угрозу режиму смогут создать радикалы. Успех революционного варианта отстранения от власти путинской клики зависит от того, какая часть умеренных в критический для режима момент откажет ему в поддержке. Оптимальный вариант – это тесное взаимодействие умеренных и радикалов при «естественном» разделении ролей между ними.

Но это опять же в теории. На практике все бывает не так красиво. Людям свойственно болезненно воспринимать перспективу оказаться у кого-то "на подтанцовке". Но всегда ли это плохо? И правы ли радикалы, когда они заявляют о нежелании таскать каштаны для системной оппозиции, переход власти к которой "ничего не изменит"? Когда-то Ленин объяснял свой отказ допустить к выборам меньшевиков и эсеров тем, что любая передвижка власти внутри советов обрушит всю его систему "диктатуры пролетариата". То же самое можно сказать и про путинский режим. И если бы возникла возможность протолкнуть к власти любую из двух группировок системной оппозиции – хоть зюгановско-хустисиалистский блок, хоть кудринско-прохоровско-чубайсовскую фронду, – этой возможностью следовало бы воспользоваться. Да, любая из них на следующий день превратилась бы в главного политического противника радикально-демократической оппозиции. Но сам переход власти создал бы для страны шанс. Хотя бы на то, что эти подгруппы правящей элиты не задержатся у власти надолго.

Точно так же, если бы возникла возможность добиться от путинской клики каких-то реальных уступок – например, освобождения политзаключенных и прекращения репрессий, – какой дурак от этого откажется? Другой вопрос, насколько способствуют этому предложения умеренных. Ксения Собчак сформулировала стратегическую концепцию той части условной "партии умеренного прогресса в рамках законности", которая предпочитает сидеть в КС внесистемной оппозиции, а не в какой-нибудь припрезидентcкой палатке. Уже это стоит ценить. Для радикалов желательно присутствие в КС хотя бы части этой "партии" - той части, которая сейчас устами Ксении Собчак признала: власть понимает только язык силы, а сила протестного движения в его массовости.

Правда, Ксения Анатольевна тут же упрекает радикалов в том, что чрезмерная грубость и агрессивность их критики режима ведет к уменьшению массовости протестных акций. Однако дальше оказывается, что речь идет не о форме выражения требований, а о самой их сути. Большинство согласилось с итогами выборов, несмотря на фальсификации. Призывать к смене власти нереалистично. Эти призывы и отталкивают практичных и умеренных представителей среднего класса, которые к тому же не хотят и боятся революции.

Тут, правда, некоторая неувязка. Если революционная смена власти нереальна, чего ее бояться? Но главное в другом. Большинство всегда хочет вполне конкретных вещей. Например, честного и справедливого суда, о котором так печется Ксения Собчак. Вопрос о власти для большинства вторичен. Какая власть обеспечит ему эти конкретные вещи, с такой оно и согласится. И бурная реакция общества на последние фальсификации объяснялась не только тем, что какое-то количество людей восприняло как оскорбление обман, не воспринимавшийся так раньше. Большинство уже к декабрьским выборам осознало, что главное препятствие на пути выполнения властью его конкретных требований – сама нынешняя власть. И знало, что честный подсчет голосов приведет к смене власти. Большинство хотело смены власти. Хотело любую партию кроме Партии Жуликов и Воров. Даже если это не та партия, за которую кто-то конкретно голосовал. Движение за честные выборы не было движением за честные выборы вообще. Это было изначально движение за смену власти.

Перестали ходить на митинги те, кто надеялся на скорое достижение цели и не был готов к долгой и упорной борьбе за нее. Замена требования ухода Путина на требование к Путину провести реформы никак не поможет вновь вывести этих людей на улицу. Сейчас мало кто думает, что заставить Путина провести реформы будет проще и быстрее, чем заставить его уйти. Люди выйдут на улицы тогда, когда у них появится решимость добиваться своего. И тогда им будет не столь важно, требование ли ухода Путина заставит его начать реформы или требования конкретных реформ заставят его уйти. Пока же этого не произошло, никакие лозунги сами по себе не будут существенно влиять на размах протестных акций. Ни лозунги Пионтковского, ни лозунги Собчак.

Так что никакой практической пользы от снятия требований перевыборов нет. А вред очевиден. Потому что, как и любая капитуляция, это приведет к дальнейшей деморализации общества. Большинство не согласилось с итогами выборов. Просто не видя возможности добиться их пересмотра, люди свое несогласие спрятали. Но в какой-то момент они вспомнят власти все. И если оппозиция постоянными напоминаниями о нелегитимности нынешней власти не даст обществу с ней свыкнуться, к ней притерпеться, этот момент наступит быстрее и легче.

А вот в выдвижении требований судебной реформы (как и прочих конкретных реформ) никакого вреда нет. Некоторые радикалы с этим могут не согласиться. Скажут, что это сбивает с толку людей, сеет вредные иллюзии, отвлекает от главного – демонтажа режима. И будут неправы. Напротив, выдвижение этих насущных, касающихся интересов каждого требований лишний раз покажет невозможность их выполнения при путинской власти. Так что очень полезные лозунги предлагает Ксения Собчак. Для подготовки революции.