Под мешковатой и пыльной одеждой уличного бродяги у него, понимаете ли, оказалась прекрасная фигура с круглой оттопыренной попкой. Да-да, тот самый эпизод с негром Джонни из книги "Это я, Эдичка", обессмертивший писателя-эмигранта Эдуарда Лимонова. Всякий художник на свой лад мечтает себя увековечить, не каждому дано, уж сколько их упало в эту бездну, Лимонову удалось. Это который отсосал у черного, вы что, не читали? А еще культурный человек. Стыдно.

Это к нему прилипнет - сценка в нью-йоркском парадном, на верхотуре, в тупике. Это станет его визитной карточкой, и критики долго будут спорить о том, что символизирует сценка: цинизм, отчаянье или яростный прорыв к свободе. А Лимонов напишет еще немало прозаических книг, стихов, газетных колонок, наживет бессчетное количество врагов, и многие, в качестве разящего аргумента в полемике, припомнят ему давнюю книжку, и он не всегда найдется с ответом, как в том знаменитом эфире с подонистым депутатом-единоросом. За сценку он примет муки, поскольку героя навеки отождествят с автором. Герой покажется списанным с натуры, когда Лимонов вернется из эмиграции и громко заявит о себе.

Такая уж это слава, не отмоешься.

Андрей Макаревич в прогремевшем открытом письме, обращенном к писателю, тоже не удержался от соблазна. Отвечая на политический донос Лимонова, опубликованный в многотиражной газете, он тоже отождествил Эдуарда Вениаминовича с Эдичкой и даже предложил развить сюжет старой книжки - в новых, как бы сказать, условиях. Либеральная общественность за это Макаревича осудила: мол, певец опустился до уровня своего оппонента. Да и сам Андрей Вадимович чуть позже, в комментарии к открытому письму, сознался, что "психанул", просто "надоело утираться". Короче, разразился скандал, из которого прозаик, как бы сказать, вышел с честью, сообщив напоследок, что он "человек совершенно иного склада, воспаривший над жизнью" и ему ли ругаться с Макаревичем?

И ведь не поспоришь - воспарил. А все потому, что персонажей нельзя уподоблять авторам, это истина азбучная, то есть Хинштейну можно, а Макаревичу - никак. Даже в споре с негодяем, молодым или сильно потасканным, нехорошо использовать его тексты, пусть и написанные от первого лица. Мадам Бовари - это я, но все-таки Флобер и его выдуманная мадам прожили разные жизни.

Вот и писатель Лимонов и человек по фамилии Савенко - это одно, а вымышленный герой, сколь угодно точно, как может показаться, списанный с натуры, - это совершенно другое. Да и технология его изготовления понятна. Имеется полунищий писатель в чужом большом городе, мечтающий о славе и готовый что угодно наговорить на себя, лишь бы заметили. При наличии воображения и специфического таланта, которым природа не обделила Лимонова, выдумывается негр, и тут каморка прозаика сотрясается от грохота, кто-то колотит кулаками в дверь - это пришло бессмертие.

Другое дело, когда мы знакомимся с политическими текстами человека по имени Эдуард Лимонов. С его статьями в многотиражной газете и "проповедями" в ЖЖ. Художества тут ни на грош, зато немало орфографических ошибок и диковатых стилистических ляпов. Однако для сомнений места не остается: это он, Эдичка. Здесь он раскрывается в полной мере. Мерзавец, глумящийся над политзеками. Доносчик, последовательно сводящий счеты с лидерами несчастной нашей оппозиции. Патриот особого рода, которых так много у нас завелось в эпоху Крыма и Донбасса, то есть подстрекатель, провоцирующий войну, смуту, кровь и гибель тысяч людей. Витринный путиноид.

Практически все, что пишет сегодня Лимонов, комментируя события на Украине или санкции, или "мягкий приговор" Удальцову и Развозжаеву, да хоть бы и выступление оболганного им Макаревича перед украинскими детьми, идеально соответствует духу и букве кремлевской пропаганды. Со всей ее жестокостью, ложью, невменяемостью и маразмом. Ну да, власть стала нацбольской, в самом точном значении этого слова, и питерские птенцы гнезда Лимонова шагают в ногу со временем и вождем, когда предлагают своим партайгеноссен отказаться от девиза "Россия без Путина", который "больше не актуален". И тогда старая метафора внезапно обрастает новыми смыслами.

Они ведь теперь "наши". Идущие вместе с Путиным и Лимоновым мочить укропов, национал-предателей, буржуазных писак. Изнемогающие от страсти к той, другой России, которая на глазах преображается в Новороссию. Да, смерть, но и любовь. Он был очень пылкий, этот жадный Джонни... Вскоре он залил меня и отчасти себя целым зарядом брызжущей спермы. Мощная сцена, не правда ли, умели люди раньше писать. Зрелище на все времена, особенно вот сегодня почему-то хватает за душу.

Что ж, такое иногда случается, когда в литературных героях и сюжетах мы узнаем своих знакомых, а то и знаменитостей, акторов, к примеру, политической сцены. Когда в образе древнего персонажа в древних обстоятельствах вдруг проглядывают драгоценные черты сходства с современным социумом и человеком. С его судьбой и общественным самочувствием. А еще бывает, что автор в своем произведении, в придуманной сцене с героями, которых никогда не было на свете, предсказывает собственную участь. Во всем этом загадка настоящей литературы, ее непреходящая ценность, сила и слава. О которой он так мечтал, безвестный русский в Нью-Йорке, ущемленный мелкими обидами, бедностью, завистью, ненавистью, - и все сбылось.