"Торжество православия" в российской общественно-политической жизни, начавшееся после достопамятного распоряжения президента Медведева о возвращении религиозного образования в школы, а священников в армию, никак не может войти в рамки приличия. Патриарх, считающий, что от его личного появления где-либо церковь пополняют ряды неофитов, принимает знаки внимания от руководства МИФИ, в то время как его подчиненные активно миссионерствуют не словом, а делом, пытаясь отобрать у аутсайдеров современного российского общества - музейщиков - "краденое". Именно в этой терминологии многие представители духовенства оценивают усилия музейного сообщества по сохранению имущества религиозного назначения в годы советской власти, недвусмысленно указывая многим интеллигентным поклонникам православной культуры их настоящее место.

Более избитую тему, чем возвращение Московской патриархии "ее имущества", найти трудно. Процесс продолжается уже более 20 лет, и конца-краю ему не видно. Напомню, что до революции у церкви никакой своей собственности не было, поскольку она управлялась государственным ведомством, содержалась во многом за счет госбюджета, а имущество религиозного назначения принадлежало кому угодно: приходам и монастырям, существовавшим как самостоятельные юридические лица, частным церквям и часовням, общественным организациям и т.п. Еще в конце XIX - начале XX века мощное краеведческое движение, существовавшее в ту пору, начало собирать церковную утварь и иконы в открывшихся музеях, организовывать ремонт особо ценных памятников церковной и гражданской архитектуры. А в советское время, особенно в 1930-е годы, музеи стали единственными легальными собирателями и хранителями церковного имущества. И сейчас нередко невозможно разобраться, откуда оно, собственно, в музее взялось - из частной коллекции или монастырской ризницы.

Пользуясь историко-юридической безграмотностью постсоветского чиновничества, РПЦ объявила все "православные" постройки и все находящееся в государственных музеях "православные" предметы, от икон до утвари, своим достоянием и начала планомерно добиваться его возвращения в свои руки. Проблема, однако, в том, что с 2000 года РПЦ, грубо нарушив действующее законодательство, постановила, что всем имуществом приходов и монастырей (действующих согласно светскому законодательству как самостоятельные юридические лица) распоряжаются епископы, то есть, с точки зрения закона, некие чужие по отношению к юрлицу дяди. Этих епископов в России едва за сотню, и именно к ним, современным церковным "олигархам", действующим практически без контроля со стороны не только светских, но и церковных властей, и достается в реальности все "возвращаемое" РПЦ имущество.

Отчетливо это видно на судьбе имущества религиозного назначения, задержанного на границе. По существующему законодательству ни один предмет более чем 50-летней давности изготовления, даже если это штампованный подсвечник, не может быть вывезен за рубеж без утомительных согласований. В результате на таможне и у пограничников скапливаются буквально горы икон и крестов массового производства, изъятых у незадачливых покупателей сомнительного антиквариата на российских блошиных рынках. Все это затем скопом передается представителям местной епархии, чтобы со временем вновь оказаться на тех же прилавках.

В пользу церкви и то обстоятельство, что государственные чиновники, отвечающие на практике за передачу бывших церковных и монастырских зданий, а теперь и музейных коллекций, в большинстве своем молоды и малокомпетентны. Если переговорщики с государством от лица РПЦ начинали свою деятельность в первой половине 1990-х годов в остром спарринге с бывшими сотрудниками Совета по делам религий, знавшими вопрос и имевшими по нему свое мнение, то в 2000-е их сменили мальчики и девочки с заочным юридическим, которым в общем глубоко все равно, куда уйдет не очень значимая для них музейная собственность. Да и что они могут сказать по сути вопроса подкованным церковным переговорщикам, реально воюющим за интересы своего начальства (ну и отчасти за свои собственные, как без того).

Между тем музейщики, многие из которых еще в советское время тайно сочувствовали церкви, долго пребывали в состоянии самоуспокоенности. Отдав в 1990-х церкви то, чего та настойчиво требовала, они решили, что ситуация (за исключением нескольких конфликтных очагов, например, Соловков) стабилизировалась. В этом была их ошибка. Отсутствие внятной систематической защиты своих интересов на государственном уровне, недостаток поддержки в среде власть и деньги имущих, наконец, общая "совковость", застойность большей части современного музейного сообщества - все это привело к ожидаемому результату. Крик "нас имеют!", поднятый музейщиками в последние три недели, не только не вызывает никакого сочувствия в обществе, но даже и раздается с площадки для переговоров, предложенной церковью. Если уж руководители крупнейших музеев России согласились прийти на переговоры с теми, кто считает их "укрывателями краденого", в "Паломнический центр", то есть в бывшую университетскую гостиницу, отобранную церковью на волне прежнего передела имущества, то не исключено, что в следующий раз они и в стены своего музея будут приглашены только на переговоры - о возможном трудоустройстве смотрителями в "православный Русский музей" или "православный музей имени Пушкина".