статья Гнев и пристрастие

Владимир Абаринов, 15.01.2015
Владимир Абаринов

Владимир Абаринов

Писать об этом нелегко, но необходимо. Гораздо легче, исполнившись пафосом, говорить о небывалом единении цивилизованного человечества перед лицом мракобесия и средневекового варварства, об идеалах свободы и славных традициях вольнодумства, продолжателями которых были расстрелянные карикатуристы Charlie Hebdo. Шаг влево, шаг вправо - и ты навлек на себя всеобщий гнев и презрение, и тебя ядовито вопрошают: так, значит, жертва насилия провокационно оделась? Но ведь это плоская пошлость. Речь совсем не об этом.

До многих ли дошли слова Бернарда Холтропа, одного из оставшихся в живых художников Charlie, который сказал, что его и его коллег тошнит от такого обилия друзей, внезапно появившихся у журнала?

Вы задумались над смыслом последней обложки Charlie, изображающей рыдающего пророка, который держит табличку Je suis Charlie? Ведь это издевка над воскресным маршем.

Конечно же, я верю, что атмосфера марша была прекрасной. Как на Болотной. Но эйфория пройдет, а повседневная жизнь продолжится. А ведь я даже не уверен, о чем был этот марш: за свободу слова, против терроризма или, может, за ограничение иммиграции? Что означает слоган Je suis Charlie?

"Многие уже заметили, - пишет Александр Скобов, - как изумительно точно совпали границы между "крымнаш" - "крымненаш" и между "самивиноваты" - "ятожешарли". (При всем многообразии оттенков и полутонов, о которых надо говорить отдельно.)"

Я не только не заметил этого, но заметил нечто прямо противоположное: границы размылись.

Куда подевался электорат Марин Ле Пен? Он в одночасье превратился из ксенофобов в интернационалистов? Николя Саркози, протиснувшийся в первый ряд марша, шесть лет назад, когда Charlie обидел его сына, настоял на увольнении автора памфлета.

В Орлеане суд на полгода упек за решетку человека, крикнувшего "Да здравствует "калаш"!" и изобразившего стрельбу из пальца по полицейским. Всего во Франции открыто более 70 уголовных дел о пропаганде терроризма. В Париже комик Дьедонне взят под стражу из-за записи в фейсбуке.

Где же хваленая свобода слова? Не в Нигерии или России - а во Франции?

Парижские теракты многим дали повод для новых проклятий по адресу политкорректности, из-за которой Европа будто бы задыхается от засилья пришельцев из третьего мира: ну неприятно по Елисейским Полям ходить! И эти проклинающие - совсем не только "колорады". "Вот, например, вы впустили в свой дом постучавшегося путника, - написала одна умная и талантливая дама, точно не "колорад", - накормили его, обогрели, постелили мягкую постель, гостеприимно пригласили пользоваться кухней, ванной, библиотекой, короче, всем, чем богаты сами, и этот некто, обжившись в вашем доме, начинает ненавидеть ваш образ жизни, ваш уклад, ваш образ мысли, ваше чувства юмора, наконец... и он начинает крушить ваш дом, который строили и обустраивали ваши деды и прадеды, вооружается и начинает истреблять членов вашей семьи... вам бы это понравилось?" Когда я попытался возразить, что у арабов побольше оснований считать себя европейцами, чем у русских, что и библиотеки и ванны у них появились раньше, чем у христиан Европы, мне указали на дверь как одному из понаехавших.

Все эти вопли спасающих Европу от антисанитарии и бескультурья - никакой не антиисламизм. Они Корана отродясь не читали. Это самый настоящий расизм. Только они никогда не признаются в этом даже самим себе. В ответ на такое мое суждение я получил недоуменный вопрос, и тоже совсем не от "колорада", а от женщины, искренне и гневно осуждающей агрессию России на Украине: "Я не совсем поняла... расисты - это те, кто считает, что всю эту арабско-африканскую шваль давно пора раз и навсегда выгнать из Европы, пока она не превратила ее в полную помойку и до конца не вырезала ее коренных и законных обитателей???"

Вы хоть сами-то себя слышите?

И еще. Французская традиция антиклерикализма, "острый галльский смысл" - это, конечно, очень хорошо. Но не стоит забывать, чем это вольтерьянство обернулось в годы великой революции. Духовенство подверглось настоящему террору, храмы - осквернению и разграблению. Историк революции Томас Карлейль рассказывает:

По всем большим дорогам звенят возы с металлической церковной утварью, разбитой в куски и посылаемой в Конвент для терпящего нужду Монетного двора. Рака доброй святой Женевьевы снесена, увы, чтобы быть взломанной на этих днях и сожженной на Гревской площади. Рубашка св. Людовика сожжена, разве не могли бы отдать ее защитнику страны? В городе Сен-Дени - теперь уже не Сен-Дени, а Франсиаде - патриоты даже разрывали могилы, и революционная армия грабила их.

Когда папа Пий VI выступил против этих бесчинств, все католические священники, не желавшие сложить с себя сан и обучиться какому-либо полезному ремеслу, были объявлены контрреволюционерами. Лишь Вандея встала на защиту своей веры - народное восстание там бушевало три года. В конце концов Робеспьера напугала та легкость, с какой страна великой католической культуры отказалась от христианства, и он ввел декретом культ Верховного Существа, благополучно забытый вскоре после падения якобинской диктатуры.

Прямыми наследниками этой традиции стали большевики, развернувшие в советской России антицерковный террор.

Об этом тоже не мешает помнить воинствующим безбожникам наших дней. А еще неплохо им знать о том, что папа Франциск, который не раз терпел нападки Charlie Hebdo и чью солидарность Бернард Холтроп тоже отверг, молился в Ватикане о душах не только убитых, но и убийц.

Иначе и быть не могло.

Владимир Абаринов, 15.01.2015