Как сказал по другому поводу Михаил Жванецкий: «Кто-то один вскочил, выскочил, и все забегали...». Вот ровно так же развивается ситуация вокруг обсуждения в первом чтении закона «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам осуществления социального патроната и деятельности органов опеки и попечительства». Проще – закона о патронате. В основном крики «спасите, помогите», когда речь заходила об этом законе, до недавнего времени раздавались со стороны противников ювенальной юстиции, большинство которых находится среди «православной общественности». Но вот после первого чтения законопроекта в Думе волна тревоги захлестнула социальные сети. Кругом кричат «Не надо! Сделайте так, чтобы такого закона вообще не было!».

Мне хотелось бы напомнить буквально пару случаев, которые еще несколько лет назад вызывали точно такое же «волнение в сетях». В 2010 году в городе Колпино Ленинградской области случилась трагедия: у Веры Камкиной, матери-одиночки, жившей с четырьмя детьми в коммунальной квартире, отобрали детей. Камкина не была ни алкоголичкой, ни наркоманкой, она была просто бедной женщиной, которая могла работать только от случая к случаю, так как у нее на руках был маленький ребенок. В один прекрасный день в комнату к Камкиной нагрянул сотрудники органов опеки, посмотрели, как живут дети, остались недовольны тем, что увидели, и забрали детей. Матери были инкриминированы «антисанитарные условия жизни детей», которые выражались в беспорядке, а также огромный долг за коммунальные услуги. Камкина была временно ограничена в родительских правах. Ситуацию разруливал лично Павел Астахов. Кстати сказать, закончилась та история благополучно: власти города выделили Камкиной трехкомнатную квартиру и вернули детей. Другое дело, что мало кого из чиновников волновало что пережили дети, которых внезапно оторвали от матери.

Вторая история случилась в том же 2010 году в Воронеже. Суд Левобережного района Воронежа ограничил 46-летнюю Людмилу Буганову в родительских правах, а ее дочь Ларису постановил передать в интернат. Судья посчитал, что женщина-инвалид, которая состоит на учете в психоневрологическом диспансере и получает около 5 тысяч рублей пенсии, не может должным образом заниматься воспитанием девочки. Чтобы не отдавать ребенка, мать срочно спрятала девочку у родственников. Опять приехал Павел. Астахов и разруливал конфликт между органами опеки (претензии все те же – не отремонтированная квартира, беспорядок, бедность) и матерью «вручную». История Бугановых вызвала большой общественный резонанс. Многие воронежцы стали помогать маме и дочке вещами, продуктами, собрали деньги на ремонт. Через полгода Левобережный районный суд отменил в отношении Людмилы Бугановой ограничение в родительских правах. Ура.

Еще раз. Обе женщины не представляли опасности для своих детей, но у них были проблемы, с которыми они без посторонней помощи не справлялись или справлялись неважно. В обоих случаях у органов опеки не было иного способа решить проблему кроме как отобрать детей. Не было никакого другого законного способа. И вот теперь закон о социальной помощи в Думу внесен. Он существенно расширяет репертуар помощи со стороны органов опеки (по замыслу авторов закона, эти органы должны стать менеджером, который бы координировал помощь неблагополучным семьям), а не тупо сразу отбирал ребенка. Помочь можно много чем – отремонтировать квартиру, составить «дорожную карту» погашения долгов по коммунальным платежам (кто не помнит - за это сейчас выселяют и продают часть собственности в счет оплаты долга) и договориться с коммунальными службами, помочь собрать необходимые бумаги для получения материальной помощи, договориться со школой о том, чтобы ребенок мог обедать в школьной столовой... да много чего еще. Это только часть, так сказать, материальная. Что же касается психологической поддержки таких семей, то она тоже временами бывает необходима. Повторюсь, на сегодняшний день ответом на все эти проблемы является только изъятие детей органами опеки из семьи. Законопроект предлагает больше вариантов. Более того, документ находится в русле решений Европейского суда по правам человека, который считает, что до изъятия детей из семьи государство должно приложить все усилия для того чтобы этого не произошло.

Другое дело, что законопроект содержит крайне размытое определение показаний для назначения патроната. Что значит «нормальное воспитание и развитие»? Кто определил норму? Сотрудники органов опеки? Помнится, сотрудницу опеки крайне напрягло, что у меня дома не было кровати или дивана, а на полу лежал икеевский матрас. С ее точки зрения это было ненормально. Я, конечно, тогда отбрехалась красивыми словами «ориентал-стайл» и «фэншуй», а также жалобами на больную спину, но сотрудница (замечательная, она очень мне помогла) все равно смотрела на матрас с недоверием, потому что с ее точки зрения этот предмет мебели был не «как у людей».

Но боюсь, что эта самая «норма» - родовая травма всего российского законодательства о детях, так как оно целиком, а не только в этом проекте закона строится на представлении о существовании некой нормы, которой желательно придерживаться. У этого явления есть свои исторические корни, и не только российские. Я сейчас не могу дать детальный исторический экскурс. Скажу только, что «норму» до сих пор найти никому не удалось. Вообще никому.

Да, разумеется, необходимо концептуально менять российское законодательство о детях, и, разумеется, необходимо бороться с практикой изъятия детей и семей на основании произвольного понимания чиновниками понятия нормы. Необходимо, конечно же, вносить в существующий законопроект конкретизирующие поправки. Но вот повода кричать «караул!» не вижу.