То, что написала Латынина о Сутягине – и в августе, и сегодня, – это какая-то работа, которую она должна выполнить, некая миссия. Почему-то она решила, что Сутягин – это такой оборотень от науки, она его даже ученым никогда не называет, называет аналитиком. Но это ее дело, и в общем-то суть не в этом.

Чаще всего, говоря об этом деле, ссылаются на материалы первого судебного процесса по делу Игоря Сутягина. Это материалы Калужского областного суда и, самое главное, определение Калужского областного суда. Других материалов нет.

Приговор по делу Сутягина имеет гриф "секретно" вопреки всем законам. Кстати, приговор Данилова имеет такой же гриф. То есть начиная с этих процессов суды стали по требованию ФСБ ставить гриф секретности на приговоры, хотя закон гласит, что приговор является открытым документом. Они дают открытый документ, но только с резолютивной частью, где есть некая преамбула, в которой как-то вскользь сказано, о чем вообще идет речь.

Главный минус определения Калужского областного суда состоит в том, что на основании его содержания резюме может быть только одно – оправдать Сутягина в связи с отсутствием доказательств вины. Но судья Гусев, который вел это дело, не написал этого, а написал другое: «В связи с тем, что серьезно нарушены права Сутягина, отправить дело на дополнительное расследование, а Сутягина оставить под стражей». Я считаю, что он все-таки совершил подвиг, потому что примерно 30 страниц его текста говорят о том, что никакого обоснованного обвинения и никаких доказательств вины Сутягина не существует.

Сутягин работал с Alternative Futures - ну и что? Кто не работает сегодня с иностранными партнерами? Да все работают. Утверждение Латыниной о том, что «Институт США и Канады – серая зона», - это вообще глупость, потому что Институт США и Канады создавался как организация, которая будет работать в области исследования российско-американских отношений на основе открытых материалов. И хотя этот институт всегда опекался большой армией гебешников, тем не менее он работал всегда с открытыми материалами.

Сутягин - ученый очень хорошего уровня, у него великолепная память. Я занимаюсь наукой три десятка лет с лишним, я знаю, как это делается чисто методологически. Так вот что я вам скажу: откройте книгу Сутягина «Стратегическое ядерное вооружение России», и вы увидите, что по каждой декларации, по каждому разделу там много страниц ссылок на источник – откуда взята информация, где и когда указанные сведения публиковались.

Весь первый процесс ни гебешники, ни кто-либо другой ничего не смогли сделать. А во втором процессе в состав присяжных были внедрены сотрудники спецслужб. Для чего? Если Сутягин шпион, положите на стол доказательства, и весь разговор закончится, и вся общественность замолчит. Но никто за эти десять лет на стол не положил доказательств вины Сутягина.

В Калужском областном суде выступал эксперт, сотрудник ФСБ. Его задача состояла в том, чтобы посмотреть на материалы дела и сказать, является ли Alternative Futures какой-то структурой каких-то спецслужб. Вот что почти буквально он ответил: «На основании имеющихся материалов можно предположить, что Alternative Futures является подразделением американской военной разведки». Ключевое слово здесь «можно предположить». 15 лет за предположения? Это разве доказательства? Это же смешно!

Почему все так уцепились за эту фирму? Да потому что, если она является подразделением американской военной разведки (а американская военная разведка не занимается агентурными делами), тогда можно Сутягину что-то вменять. Но никто же не доказал, что это подразделение хоть какой-нибудь разведки. Но даже и кроме этого нужно обязательно привести какие-то доказательства вины. Ни одного доказательства не было приведено.

А то, что сделала Марина Комарова – судья во втором процессе, в Московском городском суде, – так это просто ни в какие ворота, ни в какие рамки. Там суда вообще не было – сплошная абсурдная ситуация. Не было никаких доказательств того, что Сутягин занимался шпионской деятельностью. Все дело было построено на том, что рассказал гебешникам сам Сутягин. А он просто рассказал о том, чем он занимался на протяжении нескольких лет, ничего не скрывал, не считал нужным скрывать. А как они интерпретируют сказанное? Могу привести пример. Это не беседа Сутягина, это другая беседа.

- Скажите, вы встречались с Н.?
- Да, я встречался с Н., мы ходили с ним в ресторан.

В протоколе пишут: «Да, я встречался с агентом такой-то разведки Н. и ходил с ним в ресторан». Против лома нет приема, понимаете? У них в руках карандаш и бумага, и пишут они все что хотят.

Все рассуждения Латыниной о том, что Игорь преподавал офицерам и мог у них выяснить какие-то секретные сведения, - это все глупости. Когда она говорит, что он был фанатом атомоходов, – это тоже глупости. Если бы он был фанатом атомоходов, любил бы эти подводные лодки, ему нужно было бы написать записочку в военкомат: «Хочу служить на подводных лодках, я физик». И через год, пройдя подготовку в Обнинском центре, он бы носил погоны и служил на лодках.

Что касается наличия неких «секретных сведений», о которых пишет Подрабинек, то здесь есть два аспекта.

Часть первая. Судья Калужского областного суда пишет (цитирую по памяти): «В обвинительном заключении некоторые эпизоды отнесены экспертами к категории секретных, однако другие эксперты, рассматривающие те же эпизоды, говорят, что они не являются секретными и сведения по ним могут быть получены из открытых источников». Так каким образом установлена секретность сведений? Секретно или несекретно? Не бывает так – то ли секретно, то ли нет. В деле есть заключения и о том, что сведения секретны, и о том, что несекретны. Разные эксперты по-разному их оценивали. Но не это главное. Главное, что источниками информации, о которой шел спор, были опубликованные открытые материалы. Вот о чем речь.

Часть вторая. Если что-то опубликовано в открытой печати, то уже не имеет никакого значения, секретно оно или не секретно.

Вот, к примеру, я в данный момент не имею допуска к закрытым материалам, но когда-то имел. Есть закон о государственной тайне, есть указ президента о том, что может быть засекречено, и есть еще ведомственные акты. В каждом ведомстве есть перечень сведений, составляющих государственную тайну, и этот перечень является секретным. Когда я имел допуск, мне выдавали этот перечень, я его читал и расписывался. И вот тогда я нес ответственность за разглашение того, что в этом перечне имеется.

Сутягин не имел допуска к закрытой информации, нигде не мог подписать документ, что несет ответственность за разглашение. А самое главное – он не знал содержательно, что же туда входит, что является секретным, а что не является, и он не обязан этого знать. Он ориентировался на открытые материалы, брал информацию из различных военных изданий, начиная от газет «Красная звезда», «Авиация» и так далее. Это уже было опубликовано!

Сутягин цитировал того, кто опубликовал материал. Почему же человек, опубликовавший статью, если она содержит секретные сведения, не сидел рядом с Сутягиным? Нельзя судить за цитирование открытых материалов, даже если они совершенно секретные, какой бы секретностью они ни обладали. Нельзя, потому что это уже открытый материал. Кто его опубликовал, почему опубликовал, сознательно или несознательно, по ошибке – надо разбираться. Но Сутягин опирался только на открытые материалы, это можно сказать совершенно твердо. Потому что он не имел допуска и доступа к закрытым материалам.

Вот некто Аверкиев еще десять лет назад сказал, что, хоть и много дали Сутягину, но все равно нельзя было публиковать такие сведения. Что значит нельзя публиковать? Откуда это абсолютно совковое суждение? Нельзя же так! Особенно если человек считает себя гражданским активистом и правозащитником. Есть же какие-то пределы этого маразма.

Подводя итог, хочу сказать, что Латынина совершенно негодными средствами взялась за Сутягина. То, что подключился Подрабинек, меня очень сильно огорчает, очень сильно. И печально, что журналисты никак не могут остановиться и продолжают всю эту историю.

Игорь должен сесть и написать все сам, ведь он носитель материала. Это должна быть книга, ее автор – обвиняемый, отсидевший десять лет по сфабрикованному делу человек. Он знает все, а самое главное – он специалист в своей области. Он должен написать подробнейшим образом, рассказать в деталях, как им получалась информация и как следователи писали свои бумаги.

Ведь дело сфабрикованное, а это является уголовным преступлением! В первом процессе было 106 пунктов обвинения. 101 потом сняли. Это что такое? На каком основании? Ведь они же хотели его посадить за 106 пунктов, притащили это в суд. Слава богу, попался судья Гусев, который 101 пункт снял. А если бы сидела Комарова? Она бы проштамповала все 106 пунктов, и будьте здоровы – 20 лет.

Есть еще одна маленькая деталь. Прокурор в первом процессе, при 106 пунктах просил для Сутягина 14 лет. Потом, когда 101 пункт убрали, прокурор на втором процессе просил для Сутягина больше – 17 лет. А наш замечательный суд дал 15 лет – то есть больше, чем просил за 106 пунктов калужский прокурор. Занятная арифметика.

Психологически я понимаю то, что Игорь замолчал. Он вырвался из этой клетки, он обалдевший совершенно. Но тем не менее, когда на него наезжают, почему бы не ответить? При том, что, насколько я понимаю, импульс для этих наездов обычно исходит из вполне определенной точки Москвы.