статья Людоед прав

Илья Мильштейн, 02.05.2001

В воскресный день 29 апреля великий русский писатель А.И. Солженицын выступил с очередным политическим заявлением. Автор "Гулага" сообщил, что выступает за смертную казнь. Таково веление времени: наступили дни, "когда для спасения общества, государства смертная казнь нужна".

Размышляя о спасении общества, государства, Александр Исаевич указал также этническую принадлежность тех граждан, которых для всеобщего блага следует лишать жизни. Как легко догадаться, это чеченцы. Схваченные и приговоренные, чеченские террористы нынче "смеются над российским судом", потому что знают: в России объявлен мораторий на смертную казнь. Вот чтоб не смеялись. А плакали.

Что тут скажешь? Комментировать выступления Александра Исаевича в последние годы становится все трудней. Когда нечто подобное слышишь от старичка-вохровца из группы поддержки Зюганова-Макашова, то возражений нет. Если схожие мысли на схожую тему высказывает бабулька, размахивающая перед телекамерой сталинским портретом, бабульке тоже веришь. И ежели тов. Путин обещает народу "мочить в сортире" неких до сих пор не пойманных брюнетов-фотороботов, это тоже звучит органично: на то он и Путин. Но от Солженицына по старой памяти ждешь каких-то других слов, пусть и вызывающих яростное несогласие, однако не таких. Не столь примитивных. Отличных по почерку от вохровского и от гебистского стиля. Достойных нобелевского лауреата.

Люди памятливые отметят, что это случилось с Солженицыным еще в эмиграции, а началось, пожалуй, даже и в СССР, до высылки. А закрепилось тут, в новой России, чей путь к демократии писатель схватчиво оценил как катастрофу... Катастрофизм завел далеко, аж в Кремль: встретившись не так давно с Путиным, Солженицын обнаружил у нового вождя "живой ум" и массу иных бесценных качеств. Катастрофизм мышления довел до катастрофических высказываний...

Спорить с ними невозможно. Ни даже солженицынскими цитатами про тех же чеченцев - единственную нацию, которую не смог покорить сталинский режим. Ни напоминая Александру Исаевичу о том, что он человек верующий, а "не убий" - это универсальная заповедь, не подразумевающая исключений для чеченцев и даже для террористов. О вере говорить тоже бессмысленно. Как и о том, что стараниями его кремлевского собеседника в той же Чечне давно уже торжествует смертная казнь, безо всякого суда и следствия, и десятки старых и свежих массовых захоронений свидетельствуют о том со свинцовой достоверностью пули. Спорить, говорю, бессмысленно, потому что тут катастрофическое мировоззрение, которое оборачивается для писателя личной катастрофой.

Сутью его в прежние годы был мягкий тоталитаризм без коммунистов, основанный на идее национальной. Отсюда "сбережение народа" после всего, что с ним произошло в XX веке, - это из лучших, гуманистических солженицынских идей. Но стремление "сберечь", боль и жалость за "своих" странным образом оборачиваются такой ненавистью к "чужим", когда ничего и никого не жалко. Пытаясь быть выразителем народных чаяний, Солженицын давно уже стал рупором идей самых косных и опасных. Тут и отмена итогов "грабительской прихватизации", и ненависть к "скорохватам", ко всем новорусским бизнесменам скопом, и речи о пересмотре границ с Украиной и Казахстаном. Ну и конечно, совершеннейшее презрение к свободе слова: какое там НТВ, когда страдает народ... И, наконец, призыв к людоедству: а чем еще обернется на Родине, при наших судах и прокурорах, отмена моратория на смертную казнь? Жизнь писателя прошла очередной круг, в круге первом закольцевавшись с ранними его романтическими идеями, где ленинизм счастливо соединялся с патриотизмом. На выходе его ждал Путин.

Вот это-то и скверно. Переживший свою славу автор "Ленина в Цюрихе" с некоторых пор стал для кремлевской администрации чем-то вроде почетного политтехнолога. Если верить Чубайсу, к речам Солженицына президент прислушивается очень внимательно. А еще президент очень любит приглядываться к своему рейтингу, совершая лишь те поступки, которые оценит косное большинство. Как известно, за смертную казнь выступает подавляющая масса наших дорогих соотечественников. Особенно по отношению к террористам чеченским. Если, прислушавшись к Солженицыну, Путин предложит отменить мораторий на расстрелы, Дума одобрит это позорище в трех чтениях за один день. Страшно подумать.

Илья Мильштейн, 02.05.2001