статья Два маршала: трагический роман в письмах

Борис Соколов, 21.02.2003
Коллаж Граней.Ру

Коллаж Граней.Ру

Перед праздничным днем 23 февраля, который еще недавно был Днем Советской Армии, есть смысл вспомнить о Михаиле Тухачевском, 110-летие со дня рождения которого отмечалось буквально на днях, 16 февраля. Тухачевский имел самое непосредственное отношение к созданию Красной Армии, будучи, наверное, первым кадровым офицером, вступившим после Октябрьской революции в партию большевиков. Это произошло уже 5 апреля 1918 года, когда Тухачевский был одним из руководящих работников Военного отдела ВЦИК, как раз и занимавшегося формированием советских вооруженных сил. Столь раннее вступление в господствующую партию открыло перед 25-летним военачальником блестящую карьерную перспективу, но оно же, сделав Тухачевского фигурой политической, привело к его гибели в кровавой чистке 1937 года.

Отношения между Климентом Ефремовичем Ворошиловым и Михаилом Николаевичем Тухачевским ярко отразились в их переписке, точнее, в резолюциях, которые накладывал "первый сталинский маршал" и нарком обороны на послания маршала второго. Ворошилов возглавлял так называемую "конармейскую группировку" в руководстве Красной Армии, представленную С.М. Буденным, преемником Ворошилова на посту наркома обороны С.К. Тимошенко и рядом других командиров – выходцев из рядов Первой Конной. Тухачевский же был самым видным представителем противостоявшей "конармейцам" группировки, которую условно можно назвать "офицерской". В нее входили военачальники, которые в основном командовали пехотными соединениями и еще в царской армии заслужили офицерские чины, хотя и встали с первых дней революции на сторону советской власти. До поры до времени Сталина устраивало противостояние двух группировок в руководстве вооруженных сил: борьба между ними гарантировала, что ни одна из них не будет играть самостоятельную политическую роль и угрожать партийной диктатуре. Но когда в 1937 году подготовка к новой мировой войне вступила в заключительную фазу и мощь вооруженных сил должна была значительно возрасти, Иосифу Виссарионовичу потребовалось единое военное руководство и он без колебания сделал выбор в пользу лично преданных ему "конармейцев".

15 ноября 1925 года Тухачевский, только что назначенный начальником штаба РККА, писал Ворошилову, незадолго до того занявшему должность наркома по военным и морским делам:

"Уважаемый Климент Ефремович.
Я послал Вам вчера телеграмму шифром по линии ГПУ – не знаю, как скоро Вы ее получите.
Дело в том, что Август Иванович (Корк, близкий к Тухачевскому и только что назначенный командующим войсками Белорусского военного округа. – Б.С.), во-первых, в очень натянутых отношениях с командирами, с которыми ему приходится работать. Комбинация Августа Ивановича и Александра Ивановича (возможно, речь идет об Александре Ивановиче Тодорском, ранее являвшимся подчиненным Корка в Закавказье, а теперь командовавшим стрелковым корпусом в Белоруссии и был помощником командующего округом. – Б.С.) очень сухая. Во-вторых, Август Иванович очень туг по части оперативного мышления, а без этого на новой должности обойтись нельзя. Август Иванович опытный командарм, но в пределах не слишком широких разграничительных линий и определенной задачи.
Иероним Петрович (Уборевич, еще один командарм из команды Тухачевского. – Б.С.) – дело другое. Он обладает авторитетом в среде комсостава, прекрасно мыслит оперативно, работает, совершенствуется - словом, он является лучшим кандидатом туда, куда направлен Август Иванович (Уборевич возглавил Белорусский военный округ только в 1931 году. – Б.С.). Я очень бы просил назначить моим преемником И.П. Как будто бы не слишком сложно было бы сделать такую же перетасовку и с формальной стороны (т. е. И.П. вместо А.И. и наоборот).
Совершенно уверен, что иначе не избежать трений. Уже до переезда А.И. в Тифлисе эти трения обострялись.
Второй вопрос относительно пленума РВС. Он намечался на конец декабря, т.е. после партсъезда. Практика показывает, что при таком совмещении все переутомляются и пленум проходит скомканно. С другой стороны, после генеральных передвижек, только что имевших место, необходимо два-три месяца для основательной подготовки к пленуму. Поэтому я вношу предложение перенести пленум на февраль.
С коммунистическим приветом. М. Тухачевский.
Сочи. 15.XI.1925".

На этом письме Климент Ефремович начертал резолюцию:

"Новому начштабу не мешало бы знать, что после опубликования приказа о назначениях возбуждать вопрос о новых комбинациях является по меньшей мере актом недисциплинированности. Письмецо показательно. Боюсь, как бы мне не пришлось раскаиваться в "выборе" наштаресп. Попробую взять его в лапы. Ворошилов.
19.XI.1925 г.".

И Ворошилов попытался взять строптивца "в лапы". 23 мая 1927 года он наложил не менее грозную резолюцию на записке Тухачевского, поступившей двумя днями раньше. Михаил Николаевич информировал о ходе работы Комиссии по пятилетнему плану и предлагал включить инспекции родов войск в штаб РККА. Ворошилов реагировал резко: "Снова "прожекты", опять "нововведения". Бедняжка не туда гнет и плохо соображает". А когда 13 июня 1927 года Тухачевский передал записку: "Почему бы не сделать т. Рыкова Главным Инспектором Обороны Страны? Это очень помогло бы?" Ворошилов раздраженно начертал: "Еще одно очередное чудачество". Ни Климент Ефремович, ни Иосиф Виссарионович не собирались отдавать контроль над армией одному из лидеров правых – председателю Совнаркома А.И. Рыкову. Подобные предложения впоследствии послужили предлогом для того, чтобы на процессе "правотроцкистского блока" в марте 1938 года связать группу Бухарина, Рыкова, Томского и Ягоды с "военно-фашистским заговором" Тухачевского.

В 1928 году "плохо соображающий" Тухачевский был направлен командовать Ленинградским военным округом. Однако через три года по настоянию Сталина Ворошилову пришлось возвратить его в Москву своим заместителем. Но симпатии у Климента Ефремовича к Михаилу Николаевичу ничуть не прибавилось. Дело неуклонно шло к трагической развязке. В 1936 году противостояние наркома и его первого заместителя вышло на финишную прямую. 11 июля Тухачевский писал Ворошилову: "Уважаемый Климент Ефремович! В связи с необходимостью срочных мероприятий по увеличению моторесурсов мехвойск. Я написал тов. Сталину прилагаемое при сем письмо. Положение с тактическим обучением мехвойск очень тяжелое. С коммунистическим приветом. М. Тухачевский". Нарком многозначительно заметил: "Чудак, если не больше". "Больше" могло означать только "враг народа". Вероятно, к тому времени судьба Тухачевского была уже решена.

Последнее письмо Тухачевского Ворошилову, датированное 23 августа 1936 года:

"Народному комиссару обороны Маршалу Советского Союза т. Ворошилову. Ознакомившись со взаимоотношениями т. Корк и т. Щаденко (соответственно, начальника и комиссара Военной академии имени М.В. Фрунзе. – Б.С.) в связи с рапортом т. Корк, докладываю:
1. Личные отношения между начальником академии и его помощником по политической части крайне натянуты и не обеспечивают нормальной работы.
2. Тов. Щаденко привык лично руководить хозяйством академии. Законное желание т. Корк взяться за это дело встречает со стороны тов. Щаденко известное противодействие.
3. Тов. Щаденко не признает себя виновным в оскорбительном тоне разговора с начальником. Наоборот – обвиняет в этом тоне товарища Корк, что, по-моему, маловероятно. Тов. Щаденко заявил мне, что наилучший выход – это его уход из академии.
4. Тов. Корк хочет работать и просит создать ему нормальные условия работы.
В связи с вышеизложенным считаю необходимым перевод т. Щаденко на другую работу и прошу Вашего соответствующего решения.
Приложение – рапорт т. Корк.
Зам. Наркома Обороны СССР
Маршал Советского Союза М. Тухачевский".

В рапорте, датированном 17 августа, Корк писал:

"Лично. Зам. Народного Комиссара Обороны Маршалу Советского Союза М.Н. Тухачевскому.
Докладываю:
Состояние здоровья моего помощника тов. Щаденко чрезвычайно неблагополучно, по-моему, у т. Щаденко в любой момент может произойти припадок буйного помешательства.
Прошу безотлагательно освободить тов. Щаденко от работы в Академии и передать его в руки врачей.
Начальник академии Корк".

Видно, уж очень крутая разборка произошла между бывшим царским подполковником и одним из наиболее видных представителей "конармейской группировки", раз милейший Август Иванович предлагал передать Ефима Афанасьевича, как буйнопомешанного, в руки врачей. На письме Тухачевского сохранилась ворошиловская резолюция от 24 августа: "Вызвать обоих ко мне" (РГАСПИ, ф. 74, оп. 2, д. 105, лл. 41-42, 47, 51, 55, 59-60).

Вместе работать Щаденко и Корку оставалось только несколько месяцев. В мае 1937-го Тухачевский и Корк были арестованы и 12 июня расстреляны. Щаденко же в том же мае 37-го стал членом Военного Совета Кавказского военного округа, а в ноябре – заместителем наркома обороны. Конармейцы одолели командармов из числа бывших царских офицеров – Тухачевского, Корка и Уборевича.

Иначе и быть не могло. Готовясь ко Второй мировой войне, оснащая Красную Армию тысячами и тысячами танков и самолетов, Сталин произвел в 1937-1938 годах масштабную "зачистку" высшего командного состава от тех, в чьей стопроцентной лояльности к себе сомневался. Ту же процедуру он проделал и с гражданской номенклатурой. Террор проводился отнюдь не на случай возможного поражения. О поражении Сталин не думал. Воевать собирались "малой кровью и на чужой территории". Репрессии нужны были в ожидании грядущей победы. Сталин очень хорошо знал историю революций и понимал, что политические амбиции военных рождаются из побед, а не из поражений. Призрак бонапартизма преследовал его всю жизнь. Именно страх перед тем, что кто-то из победоносных маршалов двинет полки на Кремль, заставил диктатора инспирировать "дело о военно-фашистском заговоре" и казнить Тухачевского, Якира, Блюхера (того, правда, строго говоря, не казнили, а забили насмерть на следствии) и сотни других командармов и комдивов, комкоров и комбригов, в чьей лояльности в тот момент еще не было никаких оснований сомневаться. Остались только проверенные "конармейцы" - Ворошилов и Буденный, Шапошников и Тимошенко, Мерецков и Жуков, у которых, как полагал Сталин, опасных амбиций в случае победы не возникнет. Правда, насчет Жукова к концу войны он этот мнение, похоже, изменил и уже вскоре победного 45-го отправил его в не слишком почетную ссылку. Но не уничтожил, а все-таки сохранил для грядущих боев.

Борис Соколов, 21.02.2003