Решение Михаила Ходорковского подать ходатайство об условно-досрочном освобождении станет первым серьезным внутриполитическим испытанием нового президента России. Собственно, никакой особой неожиданности в этом решении нет – о его вероятности говорили еще до избрания Медведева главой государства, а сам Дмитрий Анатольевич заявил, что у Михаила Борисовича, как и у любого другого осужденного, есть право просить о смягчении своей участи. Но ясно, что если бы президентом России оставался Владимир Путин, то ни о каком сокращении срока речи бы не шло. Остался бы Ходорковский сидеть – никто бы не удивился, освободили бы его (хоть это уже из области фантастики) – это стало бы сенсацией, которая вряд ли повлияла бы на представление о возможностях Путина.

Медведев – другое дело. Не является тайной, что в бытность свою первым заместителем главы президентской администрации он склонялся к той части кремлевской номенклатуры, что без восторга смотрела на ликвидацию "ЮКОСа" и арест Ходорковского. Поэтому освобождение МБХ могло бы стать свидетельством самостоятельности нового президента во внутренней политике.

С самостоятельностью же Медведева в международной сфере пока что вышел конфуз. Саммит "восьмерки" на Хоккайдо должен был стать настоящим дебютом нового главы России в мировой политике. И, вероятно, событие так и воспринималось бы, если бы не история с российским вето в Совете Безопасности ООН относительно санкций против Зимбабве. Конечно, можно предполагать, что Медведев что-то не так понял или его не так поняли, но факт остается фактом: западные лидеры уезжали из Японии в твердой уверенности, что достигли согласия с Кремлем, причем по вопросу, явно не находящемуся в центре российских внешнеполитических интересов. И вето стало для них неприятным сюрпризом.

Теперь на Западе делают самый простой в подобных обстоятельствах вывод: принципиальные договоренности с Россией должны заключаться не в Кремле, а в Белом доме. По крайней мере пока. Тем более что ситуация с санкциями против Зимбабве была не первым примером, когда российские чиновники принимали решения, явно расходящиеся с намерениями президента – или, во всяком случае, с его словами, произнесенными на встречах с коллегами.

Если в ситуации с Ходорковским ничего не изменится, такой же вывод может быть сделан и о внутриполитических возможностях – и амбициях – нового главы государства. И что тогда останется Медведеву? Заниматься социальной политикой? Произносить речи о борьбе с коррупцией? Курировать национальные проекты? Но зачем тогда становиться президентом России: можно быть первым вице-премьером – без всех хлопот, связанных с обязанностями первого лица. Однако устроит ли это самого Медведева? И если не устроит – что он может противопоставить своему неуклонному превращению в первого вице-премьера на президентской должности?