статья Прах роют и в крови шипят

Владимир Абаринов, 26.06.2009
Владимир Абаринов

Владимир Абаринов

Дорогой Карл XII, сражение под Полтавой,
слава Богу, проиграно.
Как говорил картавый,
"время покажет Кузькину мать", руины,
кости посмертной радости
с привкусом Украины.


Иосиф Бродский. "На независимость Украины"

За 300 лет Полтавская виктория обросла таким слоем окаменевшей официозной мифологии, что пробиться сквозь него к реальным фактам ужасно трудно – надо ломать прямо-таки железобетонные стереотипы. Но мы попробуем слегка сменить регистр – с крикливо-патриотического на трезво-объективистский.

К началу Великой Северной войны (1700-1721) Россия была политическим подростком. Главными игроками были взрослые европейские державы и их монархи, к тому же близкие родственники. Московский царь выглядел среди них каким-то дилетантом.

Когда в августе 1698 года Петр впервые встретился в Раве с саксонским курфюрстом и по совместительству королем Польши Августом II, он был, как мальчик, очарован этим бонвиваном и неутомимым бабником и признал его своим идеалом: вот, мол, каким должен быть настоящий, цивилизованный европейский государь! Четырехдневный саммит состоял из обильных возлияний и упражнений в стрельбе из крепостных пушек. Между делом поделили шкуру неубитой Швеции.

16-летнего Карла XII, который в ту пору только вступил на престол, в Европе еще не знали. Но грозная сила шведской армии, непобедимых каролинов, Европе была известна очень хорошо.

Аскет и благочестивый лютеранин, Карл был полной противоположностью и Петру, и Августу. Тинейджер по возрасту, он кажется выходцем из каких-то других баснословных эпох – то ли викингов, то ли античных героев. Казимир Валишевский рисует спорный, но выразительный портрет юного короля: "Он принадлежит к дикому полчищу рубак... влачивших саблю из города в город, из села в село, сражаясь без отдыха, живя для войны и войной, старея и умирая в латах, среди воздуха, насыщенного убийством, с телом, покрытым ранами, с руками, запятнанными ужаснейшими злодеяниями, но с душой чистой и гордой".

Прошло почти два года после свидания Петра с Августом, прежде чем антишведский союз Дании, Саксонии и России стал обретать реальные очертания. Общей цели у союзников не было, зато хватало неразберихи, бестолковщины, самонадеянности и безответственности. Поэтому Карл имел все основания считать, что легко разберется с каждым из них поодиночке. Так и вышло. В феврале 1700 года саксонцы вторглись в Лифляндию, самую богатую шведскую провинцию с крупнейшим городом королевства – Ригой, но действовали вяло и нерешительно, из плана осады Риги ничего не вышло. В августе датские войска вошли в Гольштейн, вековечный предмет датско-шведского спора. Однако шведы предприняли контрманевр – высадились близ Копенгагена, и король Дании Фредерик IV поспешил заключить с Карлом мир, да еще уплатил контрибуцию.

Петр не знал, что Дания выбыла из коалиции, – иначе он, пожалуй, воздержался бы от объявления войны Швеции. Вообще он сильно переоценил своих союзников. В конце августа русское войско тронулось из Москвы и через месяц добралось до Нарвы, рассчитывая быстро взять город с немногочисленным гарнизоном и помочь силам Августа под Ригой. Но Нарва оказалась не по зубам московитам. Саксонцы, не дождавшись подмоги, убрались из Лифляндии. Осада Нарвы затягивалась, голодных солдат косили болезни, пушки и порох оказались непригодными к употреблению, обозы с припасами тонули в осенней распутице. А в октябре в русском стане стало известно, что на выручку Нарве грядет сам Карл.

Российские и советские историки проявили чудеса изобретательности, объясняя решение Петра оставить войско. Но истина банальна: царь струсил. Шведы разгромили вчетверо превосходящие их силы русских так лихо, что "нарвская конфузия" надолго сделалась в Европе предметом самых оскорбительных насмешек над Петром.

Царь был в истерическом отчаянии. Ему казалось, что всем великим замыслам пришел бесславный конец. Царство его рушилось. Он предлагал шведам мир на каких угодно условиях. Победоносного Карла ждали в Новгороде, Пскове, Твери, Москве. Почему Карл не развил наступление? Почему он развернул войска и ушел прочь из России в такой психологически выигрышный момент? Почему, вместо того чтобы добить деморализованную русскую армию, он пошел воевать с Августом, который был готов заключить мир? Среди множества объяснений самое парадоксальное, но, быть может, и самое верное дал граф де Жискар, французский посол в ставке Карла. В объяснении этом чудится меланхолическая усмешка дипломата: "Боялся, что не останется у него врагов".

Дальнейшие семь лет, покуда Карл громил в Европе саксонцев, Петр занимался мобилизацией ресурсов и принудительной и поверхностной европеизацией России. Его интересовала исключительно техническая сторона западной цивилизации. К достижениям европейской философской мысли, культуре, этике, идеям гуманизма он остался совершенно глух и слеп. В Европе же тем временем началась большая Война за испанское наследство; дележ балтийских земель превратился в вопрос третьестепенный.

Несмотря на отдельные мелкие победы Петр так и не изжил в себе комплекс пораженчества. Он панически боялся шведского нашествия и, когда оно началось весной 1708 года, приказывал войскам отступать, избегая генерального сражения, а при отступлении оставлять после себя выжженную землю, дабы "утомлять разорением" противника.

Это разорение русскими войсками сначала Лифляндии, затем Польши, Украины, Финляндии и наконец Швеции – во многом еще не написанная по-русски страница истории. Историк-скандинавист Валерий Возгрин однозначно квалифицирует эти действия как геноцид. Выжигались целые деревни и лесные массивы, мирное население уничтожалось или угонялось для продажи в рабство на невольничьих рынках Москвы и Крыма.

От разорения Карл и подался на Украину – в надежде, что уж свою-то землю царь разорять не станет. Надежда оказалась тщетной. Возгрин цитирует дневник шведского солдата Христофора Гассмана, записавшего о походе по Левобережной Украине: "На 40 миль пути все деревни были сожжены, все съестные припасы и фураж испорчены, так что мы не нашли там ничего, кроме голой пустыни и лесных пространств, в которых [уже] погибло великое множество людей и бесчисленное количество лошадей и другого скота... Мы находились в опустошенной стране". Столичный город гетмана Батурин был разграблен и обращен в руины войсками Меншикова. Карательные операции составляли едва ли не главное содержание боевых действий петровских войск.

На патриотических сайтах, например, у "молодых евразийцев", можно встретить аналогичные обвинения по адресу шведов. "Сел и городов на Полтавщине, - утверждают дугинские борзописцы, - шведы сожгли едва ли меньше, чем солдаты вермахта и айнзацгруппы Гитлера".

В доказательство приводят вырванную из контекста и препарированную цитату из письма Карла XII генералу Реншильду, писанного в 1703 году в Польше. Вот она целиком в неискаженном виде: "И ежели на тех жителях этой страны, которых Вы сможете задержать, есть малейшее подозрение, что они затевали вероломство, то должны быть повешены, если вина хоть вполовину доказана, дабы страх пришел, и пусть знают, что если мы с ними начнем, так не пощадим и младенца в колыбели".

Младенца в колыбели! И впрямь ужасно – не цивилизованные европейцы, а башибузуки какие-то.

Шведские исследователи разобрали текст до запятой. Благодаря юзеру ЖЖ сarolinknekt с кратким резюме этого разбора можно ознакомиться по-русски. Что же касается младенца в колыбели, то это не что иное, как фразеологизм, фигура речи, аналогичная русскому "душить в зародыше".

Юбилей Полтавы политизирован стараниями пропагандистов Москвы и Киева. Страсти накалены до предела, словно дрались вчера, а не три века назад. В этой дискуссии, во многом демагогической с обеих сторон, Швеция отошла на второй план, будто и не с ней воевали. И это понятно: шведы давно избавились от кондового квасного патриотизма, уже полтораста лет ни с кем не воюют и трезво оценивают итоги Северной войны, кропотливо выясняя судьбу каждого солдата. "Шведы, - пишет историк Петер Энглунд, - покинули подмостки мировой истории и заняли места в зрительном зале". И насколько же спокойнее оказалась роль зрителей!

Иное дело Россия и Украина. Здесь кипят страсти, не остывшие за три века. Стороны словно соревнуются в нанесении взаимных обид, не сознавая, что унижают своими выходками самих себя и общую историю. То мэр Полтавы отказывается принять в дар от шведского скульптора бюст Карла XII, заявляя, что сомневается в его художественной ценности, то на митинге в Симферополе забрасывают яйцами портрет Мазепы...

Все это в историческом масштабе мышиная возня и мелкое политиканство.

Гетман Мазепа не нуждается ни в идеализации, ни в демонизации или криминализации. Надо просто понять, что слова "предатель", "патриот", "гражданин", "отчизна" применительно к той эпохе либо вовсе лишены смысла, либо понимались иначе, чем сегодня. Точно так же и к современной политике невозможно подходить с аршином начала XVIII века. Был ли Мазепа изменником? Ну а Кантемир, спросим мы, был? Молдавский господарь ведь тоже изменил турецкому султану, заключив в 1711 году трактат с Петром о вступлении Молдавии в российское подданство. Нравственный и политический смысл этого шага ровно такой же, как и договора Мазепы с Карлом.

Так уж сложилась история этих народов: они должны были выбирать из двух зол меньшее. Рисковали оба. Кантемир сделал удачную ставку. Мазепа ошибся. Дореволюционные историки подходили к этому вопросу с философским спокойствием. Александр Брикнер писал в своей "Истории Петра Великого", опубликованной в 1882 году: "Если бы Полтавская битва кончилась победою шведского короля, образ действий Мазепы считался бы героическим подвигом, целесообразным средством освобождения Малороссии от московского ига, поступком, свидетельствовавшим о политических способностях гетмана". Как видим, и тогдашним исследователям не была чужда альтернативная история.

Монархи и политики той эпохи были космополитами, и не стоит приписывать им качества, значения которых они и не поняли бы. Куда полезнее взглянуть, скажем, на переписку Екатерины II и Густава III в последней трети XVIII века. Немка на русском троне и шведский король писали друг другу по-французски, причем зачастую о самых обыкновенных, житейских предметах вроде прививки детям от оспы. Задира Густав все же учинил войну с Россией, которую матушка называла "дурацкой"...

На фоне патриотического угара сервильных публицистов достойно всяческого уважения сообщество знатоков и поклонников Карла XII в Живом Журнале. Ну да, разумеется - изменники, продавшие родину за шведские гранты... Этот аргумент недостоин возражения. Просто прочтите стихи и послушайте песни поэта и барда Екатерины Чевкиной (она и есть сarolinknekt), объединенные в цикл "Парламентер":

И грянет залп - как вспышка блица.
...В альбоме Господа на снимке -
Семеновец с далекарлийцем
Навек останутся в обнимку.
А дома гарь,
А дома - горе,
И ни к чему обеим вдовам,
Что Лев с Орлом делили море,
Кроя сюртук Европы новой.

Владимир Абаринов, 26.06.2009