статья Деликатес из шнурков

Илья Мильштейн, 04.09.2008
Илья Мильштейн

Илья Мильштейн

Есть анекдоты, которые вспоминаешь чуть не каждый день, и всякий раз смешно. Потому что в них отражается эпоха. А смех если не примиряет с действительностью, то хотя бы оказывает неотложную терапевтическую помощь. Ибо правда лечит, хотя и не вылечивает. Так в брежневские времена, чтобы продышаться, важно было вовремя вспомнить, что магазины наши борются за звание продовольственных. Или о ловкачах, что предпочитали отсиживаться в окопах Сталинграда, тогда как судьбы мира решались на полях Малой Земли. Или про штурм Берлина и полковника Брежнева... но там в конце матом.

Впрочем, и тут матом. Имею в виду анекдот про семью низкорослых родителей, куда весьма низкорослый сынишка приводит невесту – катастрофически низкорослую девушку. Ну да, вы вспомнили, "до мышей".

Этот старенький уже анекдот – про свободу. В частности, про сужение пространства свободы слова, если говорить строгим языком правозащитных летописей. А если попроще, покороче и посмешней, то – уже до мышей сузились. Вчера, например, стало известно, что закрывается программа "Времена" Владимира Познера.

И вот что интересней всего. Это скучноватое, сервильное, хотя и без лизоблюдства, ток-шоу, которое вел один из самых талантливых спецпропагандистов советских времен, теперь кажется почти образцом вольномыслия. Ну, в сравнении с Леонтьевым, Семиным, Шевченко и прочими, которые просто ниже плинтуса. На их фоне уход Познера воспринимаешь как потерю. То есть мы сами не заметили, как символом свободы стал этот немолодой человек с печальным чекистским взором. Символом вольномыслия – здравомыслие по принципу "плетью обуха не перешибешь". Символом Настоящей Журналистики – вот эти "Времена" с их черными списками, кривым эфиром и редкими, но внушавшими такое сочувствие жалобами ведущего на цензуру. Отдельные впечатлительные коллеги даже называют этого Владимира Владимировича совестью журналистского цеха. Кажется, в данной номинации он еще соперничал с Соловьевым, тоже куда-то отставленным, и победил. Ибо слова "соловьев" и "совесть" как-то совсем уж не рифмовались. Опять же, на фоне Соловьева Познер выглядел весьма прилично.

Раньше понятие о приличиях было иным. Когда разгоняли НТВ и ТВС, общество еще помнило вкус настоящей свободы. Поэтому в моде были митинги, взволнованные речи с трибун, пение под гитару. Позже вкус был утрачен, герои стали иными, и уходили они в полной тишине. Так, символом вольномыслия вдруг стал позабытый ныне Йордан, ни за что пострадавший после "Норд-Оста". Прошло время, и мы, затаив дыхание, наблюдали поединок проктолога Сенкевича с прикольным, стильным, обреченным Леонидом Парфеновым, которому такой пошлостью казались демократические разборки с властью. Вслед за Парфеновым убрали Савика Шустера. Когда угасло НТВ, светочем вольномыслия показалось Рен-ТВ – за то, что тамошние новости и аналитика немного отличались от прикремленных на остальных гостелеканалах. Наконец, когда все телеканалы встали с колен, лидером в номинации "совесть" стал Познер.

Это случилось быстро. Одна маленькая победоносная война в начале царствования, другая маленькая победоносная война в начале царствования – и про телесвободу остались только анекдоты об ее изничтожении. Пальцы на горле социума смыкались нежно, но неуклонно, и вот уже не только детям, но и самим себе трудно объяснить, что жизнь бывает другой. Без врагов на всех границах и ежедневных здравиц в честь власти. Что телевидение бывает другим. Без тотального идиотизма и рвущихся с поводка фашизоидов. Да и нужно ли объяснять?

Рассуждая о свободе слова, Виктор Шкловский однажды заметил: "Бессмысленно внушать представление об аромате дыни человеку, который годами жевал сапожные шнурки". Он имел в виду советский народ, отвыкший от правды за десятилетия одноименной власти. Мы этот путь прошли за восемь лет. Но все-таки пока неприятно, когда отбирают шнурки от добротных ботинок, оставляя лишь сапожные.

Поэтому так печально, что Познер уходит. И так радует его обещание непременно вернуться. Уставший от передачи, которую закрыли, он уже подыскивает себе новый формат, если разрешат. Нечто эксклюзивное, в жанре интервью, иногда с публикой. И это сильно обнадеживает, как подумаешь, что в ином случае ты и публика останутся наедине с Леонтьевым, Семиным и Шевченко.

И это далеко не предел. Ведь падение "до мышей" подобно полету в космос. Низвергаться в пропасть, как и взлетать к звездам, можно бесконечно. Пока хватает энергоносителей, а их должно хватить как минимум на пару-тройку десятилетий. То есть большинству из нас – до самого конца.

Илья Мильштейн, 04.09.2008


новость Новости по теме