статья Выбор артиста

Лев Рубинштейн, 13.02.2012
Лев Рубинштейн. Фото А.Карпюк/Грани.Ру

Лев Рубинштейн. Фото А.Карпюк/Грани.Ру

Приятель сказал мне на днях: "Что это ты вдруг так в последнее время заинтересовался политикой? Ты же всегда говорил, что политика тебе неинтересна, а интересно только искусство". А ничего во мне, дорогой друг, не изменилось. Просто так вдруг получилось, что на том месте, где должна была бы быть политика, оказалось как раз именно оно самое, то есть искусство.

И это уже не в первый раз на моей памяти.

Когда мы с моим другом-поэтом пришли на последнее шествие на Якиманке, он сказал: "А правда, эта толпа чем-то напоминает очередь в "Пчеловодство"? Для москвичей нашего поколения едва ли надо объяснять, что он имел в виду художественную выставку, имевшую место зимой 1975-го в павильоне "Пчеловодство" на ВДНХ. А этой выставке предшествовал целый ряд событий.

Все началось с легендарной "бульдозерной" выставки в сентябре 1974 года, когда десятка полтора неофициальных художников пришли на пустырь в отдаленном в те времена районе Беляево, чтобы открыто и гласно продемонстрировать свои работы. Это было позже описано многими и подробно, так что не будем повторяться. Но получилось так, что именно это малолюдное и малозаметное в масштабах огромного города событие стало детонатором и символом гражданского пробуждения.

После чудовищного скандала, связанного с разгоном беляевской выставки, власти стали идти на уступки, а художники, окрыленные неожиданной для них самих победой, стали требовать все большего и большего. Сначала открытая для всех выставка в Измайловском парке. Потом - упомянутое "Пчеловодство". Летом того же года - грандиозная выставка на той же ВДНХ. Потом - зал на Малой Грузинской. Ну, и так далее. Искусство медленно, не без приключений и не без потерь отвоевывало все новые и новые территории. А москвичи и приезжие, лишенные в те годы пространства свободного общественного маневра, толпами хлынули в эти самые - довольно, надо сказать, тесные - пространства.

Быть или хотя бы считаться художником стало модным, мастерские ломились от любопытствующих посетителей, а чуть позже и покупателей. Забегая вперед, скажу, что далеко не все выдержали испытание успехом, особенно успехом коммерческим.

Но факт остается фактом: в середине 70-х годов неожиданно для всех одной из зон гражданского сопротивления и общественной моды вдруг оказалось изобразительное искусство.

Так что прав мой друг: нынешняя протестная публика действительно чем-то, хотя и с существенной поправкой на совсем иную историческую эпоху, напоминает ту, что стояла в очереди в павильон "Пчеловодство".

Да, я считаю, что нынешнее протестное движение - это не политика. Политика в понимании современного человека - это что-то другое. Это партии, программы, дебаты, выборы. Ничего этого у нас нет. А имитация всего этого в картонных декорациях районного дворца культуры этот прискорбный факт лишь подчеркивает. Политики у нас есть. И даже много. И некоторые из них мне по-человечески вполне симпатичны. Но вот беда: политики есть, а политики нет. А потому и нынешнее протестное движение возникло как стихийный художественный проект и развивается скорее по художественным, а не политическим законам. Мы видим, как прямо на наших глазах в очередной раз формируется грамматика протеста. Его словарь и синтаксис. Его поэтика. Участвовать в этом или хотя бы заинтересованно наблюдать за этим необычайно увлекательно.

Это одна сторона дела. Другая заключается в том, что так называемые деятели культуры в нашей стране во все времена делились на две неравные части, разделяемые стеной. Даром что стена эта в разные времена была разной степени проницаемости. В советские годы эти две части, а фактически две культуры назывались "официальной и неофициальной". В официальной культуре критериями успеха служили тиражи, звания и ордена к юбилею. Если не манифестом, то емкой формулой культуры неофициальной служили слова Мандельштама: "Все произведения мировой литературы я делю на разрешенные и написанные без разрешения. Первые - это мразь, вторые - ворованный воздух".

Этот, казалось бы, ушедший в историческую перспективу водораздел в последние дни внезапно обрел новую жизнь. А в культурном сообществе возник яростный спор о том, как относиться к тем, кто согласился на роль так называемых "доверенных лиц". Спор этот протекает в довольно широком диапазоне - от граничащего с проклятиями бескомпромиссного осуждения до благодушного "каждый человек имеет право, и мы должны это право уважать".

Но дело в том, что среди этих "доверенных лиц" есть совершенно разные люди. И если уж доверить самому себе роль судьи, то и судить их всех надо по отдельности. Учитывая, так сказать, все отягчающие и смягчающие обстоятельства.

К отягчающим я бы отнес прежде всего цинизм и элементарную алчность. Но про этих неинтересно. Они это про себя знают и сами. И не видят в этом ничего такого уж ужасного. Их осуждай не осуждай...

Неинтересно также говорить о представителях так называемой попсы, для которых вся эта выборная кампания если чем-то отличается от обычного чеса или новогоднего корпоративчика, то только своими раблезианскими масштабами.

А вот некоторых из них я бы осуждать не торопился.

К безусловно смягчающим я бы отнес такое, почему-то редко замечаемое обстоятельство, как самую обыкновенную глупость. Почему-то считается, что артист, особенно хороший, непременно похож на того умного и порядочного дяденьку, которого он изображает в театре или в кино.

Вовсе это не обязательно. Очень многие люди артистических профессий мне, к сожалению, представляются чем-то вроде говорящего пластилина. Поэтому судить их, их поступки и высказывания по каким-то иным нормам не вполне корректно.

Вот, например, один знаменитый артист, использующий собственную голову не только для произнесения чужих слов и пения чужих нот, но еще и для ношения эффектной фирменной шляпы, взял да и сказал, что Путин для него "личность номер один на земном шаре". И нет бы на этом остановить поток своего фонтанирующего интеллекта. Так нет же, надо непременно развить полет артистического воображения и сообщить изумленной публике, что эта самая личность номер один еще и "краеугольный камень всех проблем на планете".

Артисты, как известно, часто снимаются в рекламе. Но там они, заметим, произносят тексты, хотя и не слишком выдающиеся в смысле литературных и прочих достоинств, но хотя бы не свои собственные. И, конечно, для такого артиста было бы естественнее рекламировать не кандидата в президенты (хотя это и дороже стоит), а, допустим, то самое, что "лучше жевать, чем говорить".

Увы, многие артисты мало чем отличаются от кукол из "Буратино". А потому и власть они воспринимают исключительно инструментально. Поэтому и Путин сегодня для них это всего лишь нечто такое, что все же получше, чем Карабас-Барабас. Он вроде и палкой не дерется, и крышу в театре залатал, и Мальвининых детей в детский сад пристроил, и для Пьеро импортную пудру достал. Другой-то нам зачем? Так что уж поддержим такого, какой есть. Какой уж там "ворованный воздух"!

Есть среди них и прекрасные академические музыканты. Но дело в том, что они - титульные фигуры, как бы олицетворяющие собой гуманитарный образ государства. В нашей стране всегда было так, что понятия "государство" и "государь" были слиты воедино и с трудом были представимы по отдельности. А кто у нас сегодня государство? Правильно. Поэтому в соответствии с собственными представлениями о придворном этикете они ведут себя вполне естественно.

Кого осуждать? За что осуждать? Достаточно просто понять, что единого культурного пространства с общепринятыми поведенческими нормами внутри него у нас как не было, так и нет. В более тихие времена об этом как-то забывалось, а сегодня, когда многие из нас вдруг снова столкнулись с необходимостью выбора, снова стало наглядным и очевидным, что все, что мы говорим и делаем, делится на "разрешенное и написанное без разрешения". Вот и все.

Лев Рубинштейн, 13.02.2012